Как тонко ты макнула меня в говнище, милая. На что я лишь сдержанно улыбаюсь, переводя взгляд на фикус Беджамина прямо за ее спиной. Куда более интересный объект для изучения.
В душе оглушающая боль, резко расползающаяся по всему телу. Надо просто уйти, но ноги словно приросли к полу.
— Лера, твою мать! Хватит хабальничать с близкими мне людьми, — гаркает на нее, а затем поворачивается ко мне и выдает спокойнее. — Еся, пойдем, — хватает за руку и тянет в сторону кабинета, а я нахожусь в таком шоке, что только успеваю перебирать ногами за массивной фигурой.
Близкие люди.
Мы?
Глаза щипет и колет, буквально чуть-чуть, и я затоплю здесь все. Нельзя, Еся, он тебе ничего не обещал, а во всем виновата лишь ты.
Всего-то манера общения и поведения, свойственная подобным кобелям, дала тебе повод думать иначе, потому что ранее с подобным не сталкивалась. Теперь столкнулась. Намотала сопли на кулак и вперед жить дальше.
Глава 15
Злоба. Злоба. Злоба. Несусь вдоль коридора и даже не думаю, что за моими широкими шагами Еся может просто не успевать, она ведь такая…маленькая. Дюймовочка. А я просто дровосек на ее фоне.
В голове все еще кипят события последних минут, и мне безумно хочется вернуться и вырвать Лере язык, пусть даже женщинам я никогда ничего плохого не делал.
Пора вводить исключения для хитровыебанных тварей, эксклюзивное предложение, действующее только сегодня, мать твою!
В голове звучит снова и снова бестолковая фразочка, способная раздобрить разве что конченного придурка, коим я никогда не был.
“Милый, ты как? Мы там поссорились немного, ты прости меня, ладно?”.
Милый, да я сейчас нахуй чуть не разорвал тебя! Сколько можно уже влазить в мою почти отлаженную жизнь. И портить самое светлое, что еще даже и случиться толком не успело.
Дергаю дверь в смотровую и натыкаюсь на целый пакет студентов, что кудахчут как в курятнике вокруг главного петуха — единственного парня, судя по толпе. Девушки по щелчку поворачиваются на звук, и в глазах уже загорается тот самый пресловутый интерес. Меня пробирает злость.
— Здравству… — конец не слышу, потому что с свистом закрываю дверь, только этого не хватало на и без того нагруженную шею.
Еся сжимает мою руку и пытается привлечь внимание, а я лишь бегло осматриваю ее, сталкиваюсь с подрагивающей губой и отрицательно машу головой. Не плачь. Не надо. Дай мне время.
— Сейчас, секунду.
Не разбирая дороги несусь дальше и врываюсь в свой кабинет, где и замечаю Борю с консилиумом, блядь. Голова с опилками!
— …можем поменять тактику, конечно, — слышу кусок фразы друга, а затем он разворачивается и сносит меня своим мимическим праведным гневом. Это он умеет, скоро и убивать им научится. Хоть бери и на курсы к нему записывайся.
Такого вытянутого от изумления и злобы лица я еще не видел у друга, а потом до безумного сознания дошло, я пропустил охереть какой важный консилиум, и сразу после Боря подвесит меня за яйца, если они все еще останутся после разговора с Есей. Потому что я готов себе сам их вырвать при взгляде на лицо, наполненной глубокой печалью и обидой. Хоть она и пытается мастерски это скрыть.
Так же стремительно закрываю дверь и не нахожу ничего лучшего, чем просто затолкать Есю в первую попавшуюся дверь, что оказывается сестринской без единого лучика света и с одной еле работающей лампочкой. Остаться в тишине и без свидетелей…да и в добавок ко всему, почти в кромешной темноте — мечта подростка в пубертате.
Девушка испуганно осматривает окружение и останавливается на мне. Глаза часто моргают, и каждый взмах длиннющих ресниц отключает мою вменяемость. Хотя…что там отключать уже.
— Прежде чем ты что-то там накрутишь в своей прекрасной головке. Ничего и близко даже не так. Я расстался с ней, а это все показательные выступления, даже не знаю ради чего, — хватаю ее за лицо и приближаюсь вплотную к шмыгающему носу, продолжая нести откровенный бред сивой кобылы в майскую ночь.
В нос ударяет нежнейший цветочный аромат, отчего все тело наполняется внезапной легкостью. Изо всех сил пытаюсь держаться, но самоконтроль летит ко всем чертям, стоит лишь ощутить сбивчивое дыхание и слабое касание к руке. Не сорвись. Не сорвись!
Глаза немигающе смотрят на меня, просят о чем-то запредельно невозможном. И я чувствую невидимую связь просто глядя на нее. Мы словно связаны одной нитью.
— Ты…ничего…не должен мне пояснять, я ни на что не претендую, — хочется оглохнуть или перестать находиться прямо здесь и трогать ее за лицо, что уже начинает покрываться влагой. Почему же тогда ты плачешь?
Не сдерживаюсь и прижимаюсь щекой к ее коже, хоть и до ломоты в теле хочется провести языком.
А она продолжает, видит Бог, лучше бы ей сейчас помолчать и не испытывать судьбу вместе с моим нешуточным терпением.
— Все в порядке, я пришла только справку получить. Выпиши…пожалуйста, — голос ломается на последней просьбе, и она замолкает. Эхом разносится в душе отголосок нежнейшего звука в мире.
Она не претендует. Нет. Не должен ей ничего? А если я претендую, мать твою, претендую как никогда в жизни не претендовал ни на что в этом мире? Взрослый мужик, не способный на подобные претензии в принципе, стою сейчас перед сопливой девчонкой и умираю от ее “Нет”.
Внезапно свет от единственной на ладан дышавшей лампочки тухнет, и девушка замирает в моих руках. Натягивается как струна. И противное предчувствие срабатывает слишком поздно.
— Малыш, ты расстроилась просто, давай ты сейчас… — но договорить не удается, потому что она вскрикивает и начинает бить меня ладошками. Так жарко и остервенело, что я даже не пытаюсь укрыться, лишь прижимаю сильнее к себе.
— Никогда не называй меня так! Не называй меня! — кричит гулко в грудь, пытаясь вырваться, но я не отпускаю, пытаясь успокоить хотя бы в объятиях. Еся оттягивает ворот рубашки и пытается отодрать меня от себя, но куда ей махаться со взрослым мужиком, в три раза больше ее самой. — Не надо, не надо!
В захвате она вдруг истошно вопит и начинается плакать навзрыд, а я стою и абсолютно не понимаю, что я сделал не так. Пусть в голове и маячит мысль, что сделал все же не я. Она вырывается из последних сил, словно мотылек в банке. И что делать? Сердце обливается кровью и сжимается под напором этой лавины чувств. Еся сейчас абсолютно точно не готова воспринимать реальность.
Не могу мыслить рационально, потому что это Еся. Любому другому я бы просто зафитилил по морде и приказал бы очухаться, а тут я стою и укачиваю в объятиях девушку, попутно желая себе смерти.
Опускаюсь прямо с ней на пол и шепчу в ухо:
— Еся, это Андрей, услышь меня, все хорошо. Андей? Помнишь, просто дыши. Дыши, — хватаю одной рукой телефон и врубаю фонарик на максимальную яркость, выставляя телефон прямо перед нами.
