Я сильнее зажимаю ее в угол и шепчу в ухо, специально касаясь губами.
— Давай сбежим. От всех.
— Я не могу, у меня танец. Постановка же репетировалась неделю до бессонных ночей.
В глазах гром и молнии, а руки сжимаю мои лацканы с такой силой, что я и правда начинаю думать, что стоит ее отпустить покружить на паркете. Но как вспомню, что и как она делала совсем недавно с ним, хочется завязать петлю на шее и сброситься, чтобы не мучиться.
Сука, ревность вгрызается в тело. Никогда не думал, что буду страдать подобным, но вот оно впервые случилось и со мной.
— А я каждый день под универом дежурил, — шепчу в бессознанке. Девушка недоверчиво окидывает меня взглядом, в котором против воли замечаю радостные смешинки. Приятно, да.
— Я не посещала.
Знаю. Мне можешь не говорить.
Беру хрупкое личико в руки и рассматриваю, как яркий румянец окрашивает бледную кожу. Скольжу взглядом по распухшим от поцелуев губам и думаю лишь о том, что там она тоже должна быть такого цвета.
— Плевать на танцы, я не могу смотреть, как все пожирают твое тело.
Она широко распахивает глаза и хмурит аккуратные бровки. Моя воительница. Характер в папочку, ну что там, мой ретроградный меркурий? Рискнем.
— Никто не пожирал мое тело, не все такие извращенцы, как ты.
Тыкает в грудь указательным пальцем, на что я облегченно выдыхаю ей в губы:
— Твой извращенец. Исключительно.
— А вот это сомнительно еще.
Блядь. Да. Она не должна мне верить на слово, а учитывая, что мог ей напеть папаня, ситуация обостряется до немыслимых пределов. Чертова черная дырень или пробоина в моих перспективных отношениях. ПЕРВЫХ, мать их, отношениях!
— Отныне только ты, я подыхал от твоего игнора, и твою мать, я впервые в жизни хочу отношений, так что поверь мне — ты не другие, другим я и дружбы не предлагал, просто трахал жёстко и все.
Она смущенно отводит взгляд, а потом говорит вникуда:
— Я не хочу, чтобы меня трахали, я хочу, чтобы меня любили. Для трахать у тебя вагон и маленькая тележка девиц.
Ох, деточка, ну ты просто еще не была оттраханной как надо, а любовь. Что оно любовь, мне кажется, и нет ее. Да, людям хорошо вместе, но все это слишком переоценивают, и я точно не способен на высокие чувства. Знаю только, что впервые меня настолько тянет к девушке, что ее благосостояние стоит на первом месте, перегоняя секс.
Да. Хочу, безумно хочу до ломоты в яйцах, но в первую очередь хочу, чтобы поверила и доверилась, чтобы открылась.
— Ты никогда не будешь девушкой для трахания, Есь.
И чтобы дальше не пререкаться, хватаю сочную фигурку и закидываю на плечо, на что она вопит как девчонка, которая увидела мышь.
— Андрей, ты что делаешь? Отпусти меня! Ты меня уронишь, господи!
Хватаю за бедро и мысленно прошу себя сдержаться, не трогать ягодицы, не переходить черту. Еще рано. Держись, мать твою!
— Уношу понравившуюся женщину в пещеру древним способом. Там будет и дичь, и тепло, и уют.
Она продолжает вырываться, бьет меня по спине и пытается оттянуть пиджак, на что я лишь игриво шлепаю ее по попе, а сам испытываю в высшей степени благоговение от процесса наказания.
— Я догадывался, что тебе нравится такое, но не думал, что настолько. Еще раз шлепнешь, я шлепну трижды в ответ!
— Андрей, меня вывернет всем, что я успела съесть дома, если ты сейчас же не поставишь меня на ноги.
— Манипуляциям не верю, да и я не сжимаю плечом твой желудок, так что поверь доктору: все с тобой будет хорошо.
Еся гулко стонет, а мой друг снизу болезненно дергается. Как же сладко ты стонешь, и как же сладко будешь стонать позже подо мной, а не надо мной.
Хотя…можно по-всякому.
Глава 20
Есения
Андрей тянет меня к машине и не обращает ни малейшего внимания на недовольные возгласы, и хоть я сейчас закипаю, какая-то часть меня радуется такому исходу событий. Было бы намного хуже, если бы он дал мне уйти. Что за когнитивный диссонанс? Стой там — иди сюда.
Запах лета вовсю гуляет в волосах, я вдыхаю вечерний воздух и закрываю глаза от восторга, когда Андрей возвращает мне вертикальное положение. Смазано гладит щеку и наклоняет голову, словно любуясь.
— Прическа «я упала с самосвала» идет тебе куда лучше.
Краснею как переспевший помидор, недовольно поджимаю губы и выдаю:
— Великий знаток, что дальше?
— А мы с тобой сбегаем, — открывает двери черной низкой машины спортивного класса с откидным верхом и призывно кивает. — Напиши только своим, что все с тобой хорошо, и что маньяки не увезли тебя в лес в 4-х пакетах.
Стягиваю маленькую серебристую сумочку с руки и копошусь в поисках телефона, попутно отвечая Андрею:
— А вот я не уверена, что ты не маньяк, да и все это слишком смахивает на похищение.
— Да, тогда почему не бежишь, сломя голову? — наклоняется к лицу и проводит носом по щеке, вызывая внутреннее содрогание вперемешку с восторгом. — Довольно слов, идем творить великие дела.
И мы творим. Машина с визгом срывается с места и несется в непроглядную тьму летнего вечера. Я бегло набираю сообщение отцу, что со мной все хорошо, я ушла с друзьями. Размышляю, конечно, уместно ли называть другом того, с кем уже обменялась некоторыми жидкостями, но от одной мысли краснею и молча откладываю телефон.
В какой-то момент верх машины откидывается, и нас обдает жарким одесским воздухом с щепоткой морской соли на губах.
Я поднимаю руки и ощущаю, как стремительный поток обдувает тело, волосы разлетаются шлейфом за спиной, заколка давно канула в небытие, но мне плевать. Смеюсь и встаю на переднее сидение на коленках, хватаясь за лобовое стекло.
— У меня есть прекрасная терапия для тех, кто испытал много негативных эмоций за короткий промежуток времени, — сквозь поток оглушающего воздуха до меня доносятся слова Андрея. — Покричим?
И мы кричим, я срывая голос воплю во всю глотку, что явно не ускользает от внимания местных жителей частного сектора Аркадии, где мы проносимся с запредельной скоростью. Андрей подхватывает меня, и мы кричим вдвоем.
Натянутая нить в душе лопается, и улетает прочь, как только вырвавшаяся из волос невидимка, подхватываемая потоком сильного ветра. Не замечаю, как мой крик становится сильнее, и вот я уже опускаюсь на сидение со слезами на глазах и довольной улыбкой. Смех сквозь слезы. Я все сплошные противоречия и непонятки, но мне впервые спокойно на душе. Штиль.
— Ты в порядке, Есь? — обеспокоенно поглядывает на меня Андрей, одной рукой хватая за лицо и переводя его к себе.
