— Тот человек что-то сделал тебе? — сжимаю челюсть в ожидании ответа.
Она опускает голову и болезненно выпускает воздух из сжатого тела. Мой контрольный? В голову?
— Нет, но мог.
Черт, эмоциональный взрыв внутри — буря, шквальный ветер, качающий меня изгутри сейчас. Сука, я пойду и доломаю ему оставшиеся конечности за все, что он хотел сделать.
И только спустя пару минут фамилия Логвиненко бьет обухом по голове. Внезапно озаряет.
— Твой папа Александр Логвиненко?
Девушка резко подскакивает на кровати и утвердительно качает головой.
Не может быть…Ну надо же, какая ты стала Есения, а я тебя помню совсем малюткой, забавно скачущей по кафедре, и приводящей в восторг всю женскую, да что там греха таить, и мужскую часть аудитории амфитеатра.
Подвисаю от нахлынувших воспоминаний, о том, как она иногда подходила ко мне и забавно кривила рожицы, о том, как дарила рисуночки с колобком и лисичкой, больше похожей на сосиску. Ошеломление.
— Вы знаете моего папу?
Ха, знаю, еще как знаю. Его лучший ученик когда-то был. Более того, я знаю и тебя. Помню нежно-розовый сарафан с олененком, на который ты вылила синьку в лаборатории.
Помню, как сидел с тобой, пока папка твой ездил за сменной одеждой. Помню, как ты мне стишки рассказывала, улыбаясь беззубым ртом. Я помню. Тебя.
— Он был моим самым любимым преподавателем в меде, — выныриваю из до боли приятных воспоминаний, затем киваю, улыбаясь, и достаю из кармана телефон, вбивая в поиск знакомую фамилию. И спустя пару мгновений слышу радостный ответ:
— Андрей, привет, зараза! Сколько лет, сколько зим?
— Здравствуйте, Александр Павлович, да годик точно, — смеюсь, представляя мимику, с которой он мог бы произнести эту фразу. На потоке все смеялись только от того, с каким жаром он иногда пояснял материал, прирожденный актер.
Бывают люди, которым суждено стать кем-то, но они отчаянно идут в другую степь и даже там добиваются немыслимых высот. Вот он один из таких.
— Как сам?
— Я-то в порядке, но у нас с вами есть повод увидеться прямо сейчас. Приезжайте-ка к Борису в клинику, Александр Павлович, я вам все и расскажу.
— Что-то случилось? — голос налился сталью.
— Ничего серьезного, но вы все же приезжайте, — заверил его и повесил трубку, разворачиваясь к причине моих волнительных и незнакомых ранее чувств.
— Спасибо, что не сказали ему по телефону…Я как-то не подумала, — всхлипнула и стерла ладошкой проступившие слезы.
Дыхание сперло от такого простого и незамысловатого действия, и я бы даже сказал что-то, если бы не внезапно распахнувшаяся дверь и не влетевший в нее сморчок, которого я уже видел дважды в своей жизни, и мне, блядь, достаточно.
— Есеня, слава Богу, ты в порядке, — подлетает ближе, но девушка резко встает с кровати и встает ровно за моей спиной, будоража сознание горячим дыханием, устремленным в спину.
Почему на душе вмиг стало так легко? Что вообще со мной происходит? Я не должен испытывать подобного рода эмоции. Мой максимум — трах на одну ночь, а не волнения за эмоциональное спокойствие и благосостояние души того объекта, которого я трахну максимум дважды.
— Не подходи ко мне больше никогда в жизни, — уверенный и несломленный голосок настолько грозно звучит в палате, что даже меня пробирает до костей.
— Что? — кислая мина тюфяка портит здесь ауру.
Я осторожно перевожу руку за спину и беру Есеню за холодную ладошку, мягко поглаживая пальчики в надежде успокоить. Поразительно другое — успокиваюсь сам.
— Ты слышал? Сам выйдешь или тебе придать ускорение?
Парень дергает головой и пытается заглянуть мне за спину, но усердно не даю ему это сделать, потому что меня бесит сам тот факт, что он будет на нее смотреть. Скала непробивная, вот кто я сейчас.
— Есень, дай мне все объяснить, мы просто поговорим. Поверь, все не так, как может казаться на первый взгляд.
Чертовски противное во всем этом только одно — я до трясучки жду ЕЕ ответу ЕМУ, хотя по правде говоря, мог бы давно уже определить слюнтяя в соседнюю палату с легким переломом просто потому, что он меня раздражает своим существованием.
— Никогда больше не приближайся ко мне. Никогда.
Она с силой сжимает мою ладонь, и едва ощутимые импульсы проходят через все тело, плотно соединяясь где-то глубоко внутри. Запечатывая. Замуровывая. Это приносит боль.
— Я зайду к тебе позже, когда ты… — переводит взгляд на меня, но вот в моих глазах он явно видит свой смертный приговор, потому ничего не говорит в завершение, а лишь дергается и уходит, не закрывая двери.
Всхлипывания возвращают меня на грешную землю, я разворачиваюсь к прекрасному ангелу и делаю единственное, на что способен в этот момент, — обнимаю. И знаете, что чувствую в ответ? Такие же крепкие объятия нежных перевязанных ручек.
Запах заполняет лёгкие и стягивает тугим узлом внутренности до болезненных спазмов. Вдыхаю и ощущаю привкус на кончике языка. Мое сладкое мороженое.
И на пике душевного равновесия, когда я поглаживаю мягкие локоны Есени, как гром среди ясного неба звучит прокуренный баритон.
— Что здесь происходит?
Черт, Бачинский. Нет.
Глава 8
ЕСЕНИЯ
Почему я так спокойно отношусь к его касаниям? Где моя неконтролируемая паника, стоит лишь чужаку приблизиться ко мне вплотную.
Почему обнимаю его сейчас как последний раз и рыдаю взахлеб, упиваясь едва ощутимым запахом одеколона? Черт возьми, я чувствую спокойствие, как могла бы чувствовать исключительно со знакомым ранее или довольно близким человеком.
И прямо сейчас именно эти объятия становятся для меня самыми нужными в мире, моя соломинка для дыхания на глубине.
Уже не незнакомец из клуба едва ощутимо проводит рукой по спутавшимся волосам и вызывает ускоренное сердцебиение, которое я ощущаю где-то в горле.
И когда первый поток слез проходит, звучит голос, спутать который ни с чьим другим невозможно. Мой персональный поток студеной воды, обрушивающийся на голову слишком внезапно.
— Что здесь происходит?
Дергаюсь и с трудом поднимаю потяжелевшую голову, чтобы встретиться взглядом с разъяренным отцом. Фурия на его фоне смотрелась бы как безобидная мошка. Он сканирует нашу недвусмысленную позу и недовольно выдыхает, словно стометровку пробежал.
Андрей приходит в себя первый.
— Александр Павлович, а вот и вы! — едва заметно сжимает мою холодную ладошку и поворачивается к папе с самым непринужденным видом. Он отодвигает невесть откуда взявшийся стул и рукой показывает присесть. Но мой отец в этот момент не сводит взор с меня. — У нас тут небольшая авария была, дело может показаться скверным, но на самом деле ничего страшного. Легкое сотрясение, перилунарный вывих кисти, небольшая гематома на ноге. Поводов для беспокойства нет, но я настоятельно рекомендую показаться через пару дней.
