Стащив остатки одежды, Борей отступил на шаг и зарычал от удовольствия. Жертва была полностью обнажена. Веревки, стягивающие ее запястья и лодыжки, удерживали руки позади тела, колени были раздвинуты, будто приглашая войти. Он почувствовал такое возбуждение, что боялся потерять над собой контроль.
«Я должен сдержаться, чтобы не убить ее слишком быстро», — подумал он.
Ариадна всхлипывала со смесью ярости и страха. Она закрыла глаза, но вскоре открыла, сообразив, что уже некоторое время не слышит Борея.
Великан по-прежнему стоял перед ней, пожирая глазами. Он снял набедренную повязку и остался совершенно голым.
Его эрегированный член был столь же огромен, как и прочие части тела.
Глава 126
29 июля 510 года до н. э
— Тише!
Архипп из Тарента был удивлен, что его прервали на полуслове — с поднятыми руками и приоткрытым ртом. Он повернулся к тому, кто так бестактно его перебил.
«Возможно, я немного затянул свое выступление, — с некоторым раздражением подумал он, — но это не оправдывает подобной дерзости».
Возле дверей сидел Диокл из Гимеры, великий учитель лет шестидесяти. Обычно его лицо казалось спокойным и умиротворенным, но сейчас Диокл хмурился. Он наклонился к двери и одновременно поднял руку, чтобы никто не заговорил.
* * *
Милон сидел напротив Диокла. Как и остальные присутствующие, он насторожился и прислушался. Военный опыт подсказывал, что донесшийся до них звук был не чем иным, как звоном мечей. Слышались крики сражающихся и стоны раненых.
Он вскочил так поспешно, что опрокинул стул. Его меч стоял, прислоненный к стене возле двери. Он пробежал по залу, провожаемый испуганными глазами учителей. Схватил меч и обнажил короткое острое лезвие.
Он уже собрался выскочить вон, но дверь была заперта. Милон толкнул ее, пытаясь открыть, но с другой стороны на нее, должно быть, навалилось несколько человек. Мгновение спустя снаружи раздался грохот, словно к двери прислонили что-то тяжелое.
— Кто там, разрази вас Зевс?! — рявкнул Милон. — Я полемарх Кротона. Открывайте сейчас же.
Единственным ответом был шорох, указывающий на то, что снаружи дверь запирают еще крепче.
Милон обернулся. На него испуганно смотрели учителя. Секунду никто не шевелился, словно окаменев от напряжения.
В глубине зала поднялся один из самых молодых учителей:
— Давайте вылезем в окно! — Голос его звенел от волнения.
Несколько приглашенных вскочили со своих мест и бросились к окошку, казавшемуся единственным путем побега.
— Осторожно! — воскликнул Милон.
Он предупредил слишком поздно.
Как только первые учителя добрались до окна, туда влетело несколько с силой пущенных копий. Копья упали на пол, не причинив вреда, но одно поцарапало бок Архиппу, а самое меткое вонзилось в шею Гиппокреонта.
Великий учитель рухнул на пол, ухватившись за древко и пытаясь его выдернуть.
Пифагор вздрогнул, как будто копье пронзило его шею. Он бросился к упавшему ученику и принялся оттаскивать его прочь от открытого окна.
И не заметил следующего копья.
Металлический наконечник впился в левое бедро, хрустнули сломанные кости. Пифагор упал на пол, сдержав крик боли. Левой рукой он ухватил копье и вырвал. Затем снова вернулся к Гиппокреонту, и наконец оба оказались вдали от окна. Он склонился над учеником, чтобы осмотреть его, и едва подавил рыдания. Гиппокреонту удалось вытащить копье. В горле зияла страшная рана, похожая на черно-красный разинутый рот, извергавший потоки крови. Великий учитель хрипел и булькал, пытаясь дышать.
Пифагор заставил себя успокоиться. Он взял руку Гиппокреонта и пристально всмотрелся ему в глаза, готовясь сопровождать его в последний момент. Ученик бросил на него благодарный взгляд и медленно моргнул. Он был готов к переходу. Несколько секунд спустя они молча простились, и лицо Гиппокреонта расслабилось.
Пифагор закрыл ему веки. Затем прислонился лбом ко лбу своего ученика и верного друга.
Наконец он вернулся к происходящему. Учителям удалось закрепить одну ставню. К ней придвинули большой деревянный шкаф. Теперь дверь и окно были закрыты, и комната погрузилась в полутьму.
Рядом с Пифагором на коленях стоял Эвандр. Он молча смотрел на своего покойного друга.
— Учитель, вы ранены, — заметил он, и голос его дрогнул.
Пифагор коснулся своей левой ноги. Она была залита кровью и не могла пошевелиться. Он ухватился за Эвандра и встал, лицо его исказилось от боли. Затем молча огляделся. В полумраке он различал светлые пятна одеяний, но не видел выражения лиц. Тем не менее настроение собравшихся было очевидно. Выдержка учителей позволяла им держать эмоции под контролем, но в воздухе ощущался страх.
Он печально закрыл глаза.
«Боги, что я наделал?» — подумал он.
Их встреча давала врагу отличную возможность прикончить разом почти всех членов братства. Если бы он не собрал их у Милона…
— Я сдамся, — провозгласил философ.
Он устремился к окну, прыгая на одной ноге. Милон поспешно поднялся.
— Пифагор, я отдам свою жизнь, лишь бы не позволить тебе оказаться в руках этих убийц.
— Учитель, — вмешался Эвандр, держа его за плечо, — мы не допустим этого, так же как и ты не позволил бы нам сдаться.
Полумрак наполнился одобрительными возгласами присутствующих. Пифагор собирался возразить, но с другого конца зала раздался крик:
— На крыше кто-то есть!
Все посмотрели вверх, затаив дыхание. Послышались осторожные шаги одного… двух… нет, как минимум трех или четырех людей.
— Что они делают? — прошептал кто-то.
Этот вопрос задавали себе все учителя. Милон внимательно слушал, вцепившись в свой меч и не замечая, что костяшки пальцев побелели. Его смущенный разум пытался угадать планы напавших.
Шум на крыше стих через пять минут.
«Спустились», — с тоской подумал Милон. Он посмотрел по сторонам. Вид у учителей был растерянный. Никто не мог придумать, что теперь делать. Они были заперты, окружены солдатами и понятия не имели, что происходит.
«Их должно быть много, если они так быстро покончили с моими гоплитами», — прикинул Милон.
Что еще хуже, его товарищи по заключению были не вооруженные военные, а сорок безоружных мирных учителей, к тому же их средний возраст был шестьдесят лет.
«Мы полностью во власти врага», — сказал он себе с бессилием и яростью.
Стоя рядом с Милоном, Пифагор услышал, что снаружи доносится шум иного рода. Его различали все присутствующие, поскольку все пребывали в выжидательном молчании. Пифагор прислонился к стене и приложил ухо к ее шершавой поверхности. Казалось, снаружи поднялся сильный ветер.
