Изменение места заседания ничуть не ослабило нарастающую враждебность парламентариев к королю и придворным. По предложению сэра Эдварда Кока в начале сессии были тщательно изучены денежные ассигнования королю, таким образом намекалось, что парламент имеет возможность в любое время регламентировать королевские доходы. Другой член парламента поднялся, размахивая помилованием, которое король даровал одному иезуиту всего через день после того, как обещал одобрить «Религиозную петицию» против католиков. Все замолчали. Это затрагивало неприкосновенность и честь монарха. Было решено, что следует подождать ответа Карла. Король дал противоположные обещания французскому королю и английскому парламенту. Какое из них будет нарушено в первую очередь?
Через три дня из Вудстока прибыл Карл и встретился с членами парламента в зале университетского колледжа Крайст-Черч. Он больше думал о делах финансовых, чем религиозных. Ему требовались деньги на флот, который собрал Бекингем, а казна была пуста. Король обнаружил, что на сегодняшний момент его «кредита» не хватит, «чтобы отправить в плавание военные корабли, которые сейчас оснащаются». На слова Карл, как обычно, был скуп: сказал, что ответит на «Религиозную петицию» в течение двух дней.
По-прежнему оставалось неясным, сколько требуется денег и на что они будут потрачены. Планируется ли война с Испанией на море? Или на помощь Пфальцу предстоит доставлять армию? Никто из администрации не говорил ничего определенного. Зачем же членам палаты общин поддерживать политику, которую они не понимают и по поводу которой с ними не консультировались? Было объявлено, что парламент лучше займется внутренними и финансовыми делами, в которых разбирается, чем будет беспокоиться по поводу проблем за границами своего государства.
Теперь под удар попал Бекингем. Его обвиняли в том, что он не способен руководить государством или организовать сколько-нибудь надежную военную экономику. Звучали обвинения, что он и его господин никогда по-настоящему не верили в религиозную терпимость саму по себе, а использовали ее как уловку, чтобы расположить к себе сначала испанцев, а затем французов. Предполагали, что Бекингем считает составленный с Людовиком XIII церковный договор проформой, листком бумаги для умиротворения папы римского. Король, при поддержке Бекингема, был готов пойти навстречу палате общин в вопросе отношения к католикам.
«Если вы имеете в виду ввести в действие принятые законы, – сказал Бекингему посланник французского двора отец Берюлль, – то я не могу и не хочу мириться с этим, под каким бы соусом вы ни подали дело».
«Убирайтесь, – говорят, ответил ему Бекингем. – Я знаю, вам уютно только с вашим требником и мессой».
Однако очевидная беспринципность и непоследовательность герцога совсем не обязательно обеспечивали ему любовь парламента. Он собрал флот, чтобы продемонстрировать, что стоит за популярное в народе дело войны с Испанией, но не было денег полностью его оснастить. Его считали слишком молодым, чрезмерно опрометчивым и недостаточно опытным. В последовавших дебатах сэр Фрэнсис Сеймур призвал: «Давайте обвинять того, кто виноват». А затем назвал герцога Бекингема. Сэр Эдвард Кок, отметив плохое государственное управление и корыстных чиновников, объявил, что «наш корабль дал течь». Все это слишком затрагивало короля. 11 августа он со своим Советом решил, что не стоит продолжать сессию парламента. Чуму, неуклонно пожирающую Оксфорд, использовали в качестве предлога для спасения Бекингема от возможной отставки. Если Карл полагал, что защищает честного, преданного министра, то парламентарии считали, что охраняют страну от себялюбивого некомпетентного фаворита. Оксфордский парламент проработал одиннадцать дней. Карл возложил вину за беспорядки на нескольких смутьянов и «бунтарей». Подобные просчеты он будет допускать и в последующие годы.
Уже можно сделать некоторые выводы о характере короля. Он искренне верил, что королевская власть абсолютна, а парламент просто дополнительный инструмент финансирования его потребностей в военное и мирное время. Одного объявления его королевского желания должно было быть достаточно, чтобы внушить покорность. На государственных документах он обычно наспех писал: «Пусть будет так». У него были определенные твердые убеждения, которые не могли изменить ни доводы, ни события. Если человек соглашался с ним, он был другом, но все, кто подвергал сомнению его решение, с этого момента навсегда становились врагами. Однажды сформулировав линию поведения, он следовал ей до конца. Он не мог представить себе иной точки зрения, кроме своей, и такой недостаток воображения в один прекрасный день лишит его трона.
Карл был настолько убежден в правоте своего дела, что так и не приобрел непринужденности и дружелюбия своего отца и сына. Для большинства английских подданных он оставался холодным и необщительным. Венецианский посол писал, что «этот король так создан природой, что никогда не делает одолжений другому, ни словом, ни делом». В последующие годы он запутается в политических проблемах, вызванных его неспособностью договариваться. Однажды он сказал священнику, что никогда не смог бы стать адвокатом, потому что «не в состоянии защищать злое дело или отступаться в добром». Другими словами, он был слишком праведным и для собственного блага, и для блага своего королевства.
В начале осени 1625 года официально объявили войну Испании, тогда же Англия и Голландская республика заключили договор. Тем не менее продолжительная проблема финансов еще не разрешилась, и в качестве крайней меры было предложено продать драгоценности короны. В армию набрали солдат, но жалованья не выплачивали. Они слонялись по Плимуту, а жители Южного Девоншира не хотели или не могли поставлять им провиант. Соответственно, оголодавшие солдаты забивали попадавшихся им на глаза овец и более крупный скот. Трех их вожаков звали Кошелек, Повар и Любовь. Вскоре разошлась шутка, что они Кошелек без денег, Повар без мяса и Любовь без милосердия. В какой-то момент по стране поползли слухи, что король подхватил чуму. Молва была недостоверной, но она свидетельствует о царившей в то время атмосфере неопределенности.
Английский флот после многочисленных неудачных попыток отплыть при ветре и дожде в конце концов покинул гавань 8 октября. Командовал им сэр Эдвард Сесил, который поступил на службу еще при королеве Елизавете. Главную цель похода еще не определили, за исключением того, что будет нанесен удар по испанскому побережью. Когда корабли уже ушли в море, собрался военный совет, на котором решили, что атаку будут предпринимать по Кадису. Настроение английских моряков повысилось, когда при приближении англичан испанские суда покинули театр действий. Крепость Пунтала, прикрывавшую вход в бухту Кадиса, взяли, но атака на нее предупредила испанские власти города об опасности.
Пока организовывали блокаду Кадиса, до Сесила и его командиров дошло известие, что на спасение города движется крупный испанский отряд. Английские солдаты высадились на берег и поспешили навстречу опасности, однако донесение оказалось ложным. Противник не приближался, а марш-бросок под палящим испанским солнцем оставил англичан без провианта. В окрестных селениях насобирали бочки с вином, и солдаты напились до бесчувствия. Говорили, что каждый солдат стал сам себе виноделом. Испанские защитники Кадиса напали на них и устроили жестокую резню. Соответственно, осада Кадиса и оккупация Пунтала завершились позорным провалом.
