Элизабет
За неделю до суда Шеннон сказала Элизабет, что им нужны люди, которые смогут сидеть позади нее на заседании. Передавать носовые платки, бросать взгляды на свидетелей Эйба, все такое. Семья не обсуждалась – Элизабет была единственным ребенком, а родители погибли во время землетрясения в Сан-Франциско в 1989 году, так что оставались друзья. Проблема в том, что у Элизабет их не было.
– Нам же не нужны закадычные подруги. Просто кто-то, кто согласится сесть рядом с тобой. Парикмахер, стоматолог, менеджер из магазина органической еды. Кто угодно подойдет, – сказала Шеннон.
– Может, наймем актеров? – предложила Элизабет.
Не то чтобы у нее никогда не было друзей. Она и вправду всегда была стеснительной, но в колледже и потом в бухгалтерской конторе у нее были близкие подруги. У нее на свадьбе были три подружки невесты, и сама она дважды оказывалась в этой роли. Но с тех пор как шесть лет назад Генри диагностировали аутизм, она все время занималась им. Каждый день она возила Генри на семь разных видов терапии: речевую, трудовую, физическую, аудио-вокальную (Томатис-терапию), по развитию взаимоотношений (RDI), визуальной обработке, биологической обратной связи. А в перерывах сметала в магазинах органической пищи продукты без арахиса/глютена/казеина/молочного белка/рыбы/яиц. Ночью она готовила для Генри еду и добавки и общалась на форумах типа «ГБО для детей» и «Аутизм-МамаДоктор». Через несколько лет без ответа друзья сами перестали выходить с ней на связь. И что ей теперь делать? Звонить и говорить: «Привет! Давно не общались! Я тут подумала, не хочешь прийти ко мне на суд по делу об убийстве, немного потусить перед тем, как меня приговорят к смерти. Кстати, извини, что шесть лет не перезванивала, я была очень занята с сыном. А теперь, знаешь, меня в его убийстве и обвиняют».
Так что Элизабет не знала никого, кто мог бы прийти поддержать ее (кроме Шеннон, но она не в счет, ей она по 600 долларов в час платит). Но вчера, войдя в зал и увидев пустые ряды у себя за спиной, она почувствовала боль, словно ей досталось от какого-то невидимого боксера. Уже два дня ряды позади нее остаются пустыми, провозглашая на весь мир, что ее никто не поддерживает, что она совершенно одна.
Когда Тереза сказала, что она видела записку на бумаге из «Эйч-Март», судья попытался все замять. Он стукнул молоточком, сказал Терезе, что нельзя просто так кричать с места, и велел присяжным не учитывать ее слова. Она извинилась, но, когда ей велели сесть (это Элизабет будет раз за разом вспоминать, лежа в постели), Тереза прошла мимо семьи Ю, пересекла проход прямо к пустому ряду и села точно у Элизабет за спиной. Кто-то из присяжных охнул. Они относились к Элизабет как к больному проказой, может и не заразному, но от которого все равно лучше держаться подальше.
Элизабет обернулась к Терезе. Она уже списала со счетов возможность, что кто-то заступится за нее, встанет на ее сторону, без стыда сядет рядом с ней. Она убеждала себя, что ей все равно, ведь ей уже не за чем жить. Но было больно, что те, с кем она ходила на одни и те же сеансы, не удосужились проведать ее, спросить сами себя, а она ли это сделала. Ее определили виновной по умолчанию.
И вот одна из них рядом, готова стать другом. Признательность разлилась внутри, как вода в шарике, угрожая вырваться наружу потоком благодарностей, которые Элизабет в силах была озвучить. Она смотрела на Терезу, стараясь глазами передать, как она ей благодарна.
Тут она заметила серебристый отблеск в толпе. Глава демонстрантов, женщина с самодовольным ником ГордаяМамаАутиста. Она ожидала, что Шеннон разобьет так называемое алиби этой женщины вдребезги, унизит ее, но звонок по поводу поджога сместил внимание Шеннон на Пака, благодаря чему эта женщина смогла спокойно сидеть и наблюдать за процессом, будто невинный прохожий. Элизабет ощутила, как желчь согревает горло, знакомый укол ярости, ненависти и осуждения. Если бы не эта женщина, ее сын был бы сейчас жив. Ему было бы девять, он пошел бы в четвертый класс. Рут Вайс с ее зловещими угрозами и попытками разрушить жизнь Элизабет, о чем она узнала во время того судьбоносного звонка Китт, о котором она теперь так жалела. Тот звонок выбил у Элизабет почву из-под ног, лишил способности мыслить рационально и привел к тому моменту, о котором она будет сожалеть всю свою жизнь. Серия идиотских, необъяснимых поступков, которые предопределили ее собственную жизнь и, как выяснилось, жизнь Генри.
Элизабет повернулась к Терезе и представила себе ее в жуткой огненной западне, пока она сама распивала вино, праздновала окончание ГБО и наслаждалась сигаретой между пальцев. Интересно, что подумает Тереза, если узнает все о том дне, если узнает, что Элизабет, ее ненависть к Рут Вайс, виновны в смерти Генри?
Шеннон ненавидела детектива Пирсона.
– Надменный, самодовольный сукин сын, – сказала она после их первой встречи, и повторила после того, как он дал прямые показания. – Не могу выносить этот писклявый голос. У меня на него аллергия.
Элизабет ожидала, что ей будет больно видеть мужчину, который подвел ее к телу Генри, ее сына, как к какому-то предмету. Но она его просто не вспомнила. Ни лица, ни даже жутко нелепого голоса. Она не помнила, что он говорил, и вместо того, чтобы подмечать несоответствия, как просила Шеннон, она могла лишь пассивно смотреть, как программу по телевизору.
Когда судья велел Шеннон приступить к перекрестному допросу, она сказала Элизабет:
– Сиди и наслаждайся. Я порву его в клочья.
Встав, Шеннон мельком взглянула на Пирсона уголками глаз (да ладно? Шеннон притворялась обольстительной?) и даже улыбнулась, так, что проявились ямочки на щеках.
– Добрый день, детектив, – сказала она неестественно низким голосом (в погоне ли за сексуальностью или чтобы подчеркнуть его высокий голос, это было трудно сказать) и подошла к нему мелкими шажками, вихляя бедрами, видимо, изображая модельную походку. Подойдя, она продолжила гортанным голосом, от которого Шеннон захотелось закашляться: – Детектив, давайте поговорим о вас. Мы уже слышали, что вы специалист в вопросах криминалистики, у вас двадцатилетний опыт и вы работаете ведущим криминалистом. Я даже слышала, что вы ведете семинар по сбору улик.
Тут она повернулась к присяжным и тоном гордой матери произнесла:
– Между прочим, обязательный курс для всех новичков.
А потом повернулась обратно к нему и спросила, верно ли это?
– Эмм, да, – он явно ожидал не этого.
– Правда ли, что семинар называется «Криминалистика для чайников»? – спросила Шеннон и захихикала. Неужели это правда – Шеннон, всегда серьезная, профессиональная, слегка полноватая, в свободных клетчатых костюмах и темных колготках, хихикает как четырехлетка?
– Это не официальное название, но да, некоторые его так называют.
– Я слышала, вы создали очень хороший алгоритм и при обучении пользуетесь только им. Всего-то одна страница, да?
Пирсон выглядел сбитым с толку. Он взглянул на Эйба как школьник, умоляющий о подсказке. Эйб слегка пожал плечами.
