16 октября. Назначение Горемыкина председателем Совета министров – дело рук Победоносцева и Витте.
27 декабря. Говорят, что Горемыкин теперь занят ревизией сумм Департамента полиции. Общественный слух говорит, что он хочет проверить Дурново, что будто при нем там были злоупотребления и недочеты, а интимная хроника, с Валем во главе, в этих недочетах винит Н. П. Петрова, что теперь Горемыкину приходится спасать приятеля, так устроить ревизию, чтобы оказалось все в порядке за время управления Петровым этим департаментом. По рассказам Валя, Петров не теперь, а гораздо раньше, очень жирно там поживился.
28 декабря. Был у нас митрополит Палладий. Рассказал он, что Синод намерен поднести образ Тертию Филиппову. Это по инициативе Победоносцева или «Петровны», как его называют, поднесут за то, что Филиппов содействовал у Витте, чтобы было выдано Победоносцеву 3 млн 400 тыс. руб. на церковноприходские школы. Оказывается, Победоносцев выхлопотал эти деньги у Витте, а Филиппов, узнав об этом, назначил над ними контроль. Чтобы контроль к нему не придирался, Победоносцев и придумал подношение образа. Филиппов желает, чтобы образ ему был поднесен в Синоде, с подобающей торжественностью.
1896 год
4 января. Привез Рабинович от Маркова стихи «Антон Горемыка». Вот они:
Друг, не верь пустой надежде,
Говорю тебе, не верь! —
Горе мыкали мы прежде,
Горе мыкаем теперь!
Граф Валуев горе мыкал,
Мыкал горе Маков цвет,
Но не много он намыкал
И увял во цвете лет.
Всей Россией управляя,
Горе мыкал Лорис сам,
И в Европе угасая,
Горемыкой умер там.
Граф Игнатьев из-за моря
На Лориса место сел,
Повернулся, мыкнул горе
И недолго усидел.
А Игнатьеву на смену
Горе мыкать стал Толстой,
От усердья лез на стену
И намыкал – ой-ой-ой!
Но Толстой сошел в могилу,
Дурново сменил его,
Дурно – во, как это было!..
И прогнали Дурново.
И во всех министрах этих —
Хороша ль, не хороша —
Пребывала непременно
Горемычная душа.
Да, обманчивой надежде,
Говорю тебе, не верь.
Горе мыкали мы прежде,
Горемыкин и теперь.
5 января. Асланбеков принес нам следующие стихи:
Наше внутреннее дело
То толстело, то дурнело (Толстой – Дурново),
Заикалось и плевалось (Заика – Плеве),
А теперь в долги ввязалось (Долгово – Сабуров).
И не дай бог, если вскоре
Будем мыкать только горе (Горемыкин).
На Руси – увы! —
Злые две напасти:
На низу – Власть Тьмы,
А вверху – тьма власти.
Это очень зло сказано, но есть доля, и большая доля, правды.
11 января. Безродная говорила, что Горемыкин ленив на работу, любит сидеть у Петровых и ужинать у Зеленко, куда собирается веселая компания.
5 февраля. Насчет перехода тюремного ведомства к юстиции было экстренное заседание в Гос. совете, заседание секретное, канцелярия не была допущена, Плеве записывал. Члены Гос. совета допрашивали Горемыкина и Муравьева, каким образом произошел переход тюремного управления из одного ведомства в другое без совещания в Гос. совете. Горемыкин спутался в ответах, Муравьев же объяснил, что это было сделано по его инициативе, – он доложил царю – и последовало высочайшее повеление. Были потребованы от Муравьева объяснения, почему он это сделал незаконным порядком. Объяснения он должен был дать в следующем заседании, но Победоносцев не допустил до этого. Так как ему всегда открыты двери к царю, он поспешил к нему и доказал ему, что Гос. совет подкапывается под самодержавие. Он сумел так убедить царя, что было приказано Гос. совету все это дело предать забвению.
12 февраля. Е. В. сказал Н. П. Петрову, что его имя часто упоминается теперь по поводу истории его приятеля Меранвиля, который якобы взял за дележ имений таврических богачей Поповых 300 тыс. руб. с них обманом. Деньги эти он поделил с Зеленко. Один из братьев Поповых женат на Скалой, но женился больной, жену заразил, и оба уехали лечиться в Париж. В это время происходил дележ. Меранвиль ездил в Париж и там обобрал Попова, а теперь Скалон, который командует в Одессе дивизией, начал это дело против Меранвиля.
20 февраля. Говорили с Барановым о покойном Черевине. Последнее время Черевин пил еще больше обыкновенного. Незадолго перед болезнью он так был выпивши, что не попал в свою карету. Привезли его в чужих санях, в чужой шубе. Всю дорогу он ехал распахнувшись – и вот причина болезни. Затем коснулись прошлого Черевина. Баранов сказал, что читал его некролог в «Новом времени», что там упущено одно обстоятельство, что Черевин поставлял «кормилиц» покойному государю. Из намеков Баранова я поняла, что Черевин был по отношению к Александру III то, что Рылеев по отношению к Александру II. Видя, что я сомневаюсь, Баранов сказал, что, будучи градоначальником в Петербурге, он должен был знать, куда едет царь, и оберегать его в его интимных поездках – время тогда было смутное. Сначала он и не подозревал подобных вкусов у покойного царя. Баранов объясняет, что Черевин после 1 марта 1881 года не только не пал, а стал еще подниматься. Это очень интересная подробность, которую я узнала про Александра III впервые. А вчера царица-мать и царь стояли у постели Черевина в 10 час. утра, и он умер при них! Все так было скрытно делаемо, что царица ничего не подозревает до сих пор.
4 марта. Прошлая коронация стоила 11 млн руб., про эту говорят, что будет стоить вдвое, т. е. 22 млн руб.
6 марта. Говорили про Стишинского, который назначен товарищем к Плеве. Отзывались о нем, как о хорошем работнике, несмотря на то что теряет много времени на устройство своих усов. Самойлович сказал, что он делает это, видно, для того, чтобы нравиться начальству, т. е. Горемыкину, который несколько часов тратит на туалет. Раз, когда Горемыкин ехал в сопровождении Шамшина на ревизию, то потащил с собой целый арсенал всевозможных флаконов, банок и туалетных аксессуаров.
15 марта. Говорил Марков, что к Витте были вызваны два доктора, что у него вроде помешательства, что пункт его расстройства – валюта.
