– Получается классно! – признаю я, пока малышка устанавливает в центре столовой большой булыжник, олицетворяющий стол.
Затем кидает на камень траву и заявляет, что приготовила обед. Мы вместе рассаживаем кукол за стол. Блондинка в розовом бальном платье оказывается рядом с всклокоченной шатенкой, одетой лишь в шкуру.
Эми смотрит на меня, жмурясь от солнца, и заявляет:
– А мы сестры.
– Я знаю.
– Мне нравится иметь сестру, – она улыбается.
– Мне тоже.
Радость малышки заразительна. Пожалуй, она лучшее, что есть во всей этой ситуации.
– Мама сказала, что теперь можно об этом сообщить. Хотя сначала просила так не делать. Она говорила, что это может тебя испугать.
– Так и было. Я до сих пор иногда боюсь.
– Мне тоже иногда становится страшно. Тогда я прячусь в убежище в кладовке. Если хочешь, пользуйся им. И сразу почувствуешь себя лучше, хорошо?
– Договорились, – киваю я, и еще до того, как успеваю договорить, сестра обнимает меня.
– Я люблю тебя, Пайпер. – Она прижимается щекой к моей щеке.
– Я тоже тебя люблю, Эми, – отвечаю я и понимаю, что это не ложь.
Однако мы с правдой очень долго были незнакомцами. Отец об этом позаботился. Теперь я не уверена, что когда-нибудь смогу поверить кому-то еще. И меньше всех – себе.
Ненавижу его за это.
Затем снова смотрю на сестру, ее широкую улыбку и голубые глаза, точь-в-точь как мои.
– Хочешь, я заплету тебе косу? – спрашиваю я.
– Да! – Она садится на траве передо мной.
Пока я перебираю пальцами мягкие пряди золотистых волос, наша правда – правда обо мне и Эми – медленно начинает проникать в мое сознание и пускать корни.
Худые плечики сестры. Комнаты для кукол, вырезанные в траве. Персиковый закат. И собака, загнавшая белку на дерево.
Думаю, в эту истину я могу поверить.
Глава пятьдесят вторая
После (три месяца спустя)
– Далеко еще? – спрашивает Холидей.
Так как у меня нет водительских прав, ей приходится сесть за руль машины матери. Рич начинал учить меня, но попытки прекратились после того, как я врезалась в куст роз.
– Почти приехали.
– Ты чертовски смелая, сама-то это понимаешь?
– Не особенно.
– Тебе нужно учиться принимать комплименты, – ухмыляется подруга.
– Что, правда? Тогда что ты думаешь насчет этого: ты самая красивая девушка из всех, кого я встречала. И уж точно самая умная, раз поступила в Стэнфорд. А еще не менее храбрая, чем я сама. – Она закатывает глаза и ничего не отвечает. – Ага! И кто из нас не умеет принимать комплименты? – поддразниваю я, заставляя Холидей рассмеяться.
Впереди возникает подъездная дорожка, да так внезапно, будто существовала только в моем воображении и появилась силой мысли.
Мне следует признать одну простую истину: в последнее время я почти не скучала по своей прошлой жизни в доме у озера.
Мир оказался намного больше, чем рассказывал отец.
Кертис. Я должна привыкать называть его Кертисом.
Однако от старых привычек сложно избавиться.
На лужайке установлена табличка «Продается», перечеркнутая наклейкой «Продано».
Нельзя по-настоящему вернуться домой.
Но иногда, пусть и на мгновение, это возможно.
Холидей тормозит машину возле того места, где раньше находился наш дом. После завершения расследования его снесли, и теперь остался лишь огромный квадрат сырой земли, словно недавно выкопанная могила. Рядом стоит Каспиан и заглядывает в пустоту.
Как только он замечает нас, то подходит к машине и проводит рукой по моим волосам. Несколько дней назад я остригла их по плечи. С парнем же мы не виделись с момента свидания в кино, куда мы ходили вчетвером с Холидей и Дэвом на прошлой неделе. Кажется, с тех пор миновала целая вечность.
– Тебе так идет новая стрижка, – бормочет Кас и целует меня.
– Эй, вы двое, снимите уже номер, – со стоном упрекает подруга, набирая сообщение, по всей видимости своему бойфренду.
– Очень умный комментарий, – фыркает Кас и берет меня за руку. Я понимаю, что ему страшно вновь оказаться здесь, так же, как и мне.
– А Томас не захотел прийти? – разочарованно спрашиваю я. Мы с ним не виделись с тех пор, как нас всех разлучили.
От адвоката Джинни я узнала, что тетушки пытались свести нас с Томасом много лет. И именно поэтому никогда не позволяли Касу смотреть вместе с нами телевизор по воскресеньям.
Отец приказал им так делать. Что за извращение!
– Брат говорит, что пока не готов. Но хочет встретиться завтра утром с тобой в кафе, если ты не против. Он по тебе скучает.
– С удовольствием! – восклицаю я, широко улыбаясь. Затем поворачиваюсь к тому месту, где раньше стоял дом. – Так странно, что здания больше нет. Словно нашей жизни здесь никогда и не существовало. Или она теперь не имеет значения.
– Но она имеет значение, – качает головой Кас с серьезным выражением лица. – Неважно, кто что говорит по этому поводу. Для нас она очень много значит.
Раньше тут было королевство Кертиса.
Теперь король исчез. Полиция пока его не нашла, но я каким-то образом знаю, что это непременно произойдет.
Он велел мне хранить веру. Именно так я и поступаю.
Я верю в то, что однажды он обязательно ответит за свои преступления.
– Вот сейчас я их ненавижу, – шепчу я, и Кас крепче сжимает мою ладонь. – И в то же время скучаю. Представляешь, какая каша у меня в голове?
– Что бы ты им сказала, если бы могла? Если бы они стояли сейчас перед тобой?
Они возникают словно наяву. Анжела в одном из своих модных платьев. И Кертис, в белых одеждах, с босыми ногами и растрепанными волосами. Это был всего лишь спектакль. А они – плохими актерами на возведенных вручную подмостках.
Вот только их пьеса для меня являлась целым миром. И потом его украли. Я до сих пор иногда не чувствую под собой опоры.
– Я бы ничего им не сказала, – отвечаю я. – Хватит считать их достойными беседы. Я в них больше не верю.
Образы фальшивых родителей меркнут, но не растворяются полностью.
Возможно, этого не произойдет никогда.
– Понимаю, почему тебе здесь нравилось, – произносит Холидей, запрокидывая лицо к небу и медленно вращаясь вокруг своей оси. – Тут волшебно. Природа. Озеро.
Мое сердце разбивается на тысячу осколков.
На этом месте появится что-то новое. Может, обоснуется новая семья, или деревья заполнят пустоту. Тут произошло множество плохого, задокументированного газетами, врачами, полицией и адвокатами. На суде над Анжелой были представлены фотографии с синяками на теле Карлы, с ожогами на руках Томаса, мой сломанный зуб – результаты воспитательного процесса тетушек. Сэмюель и Генри оказались болезненно худыми. Кожа на голове Беверли Джин никогда не заживет до конца.
