В годы войны практика управления силами заставила внести в структуру штабов весьма существенные изменения. Корректуры штатов штабов инициировались, как правило, командованием флотов и вступали в силу на основании приказов начальника Штаба верховного главнокомандующего, а с января 1916 г. — приказов начальника Морского штаба главковерха
[302]. По свидетельству одного из офицеров штаба командующего флотом Черного моря, «штаты через начальника Морского штаба Верховного главнокомандующего проводились необычайно быстро и легко. Иногда новые должности утверждались только по простому телеграфному представлению, без всяких пояснительных записок»
[303].
Самым, по-видимому, узким местом в деятельности штабов командующих флотами в первые месяцы войны оказалась их неспособность организовать эффективное разведывательное обеспечение сил. Разведку на морских театрах военных действий планировал и осуществлял Морской генеральный штаб, штабы флотов разведывательных органов не имели вовсе. «Собирание военно-статистических сведений», формально входившее в перечень функций статистического отделения оперативной части штаба командующего флотом, по существу, не предполагало ведения разведки своими силами и средствами, а сводилось к получению информации от соответствующих подразделений генмора
[304]. Последний же, по справедливому замечанию В. М. Федорова, «недооценивал значение разведки на море и не уделял должного внимания ее организации, развитию разведывательных сил и средств»
[305].
Такое положение, естественно, приводило к отрыву разведывательной деятельности от интересов действующих флотов. Морские генштабисты часто не знали реальных потребностей флотов и поэтому нередко организовывали «разведку ради разведки». Занимаясь главным образом стратегической агентурной разведкой под руководством начальника Морского генерального штаба, статистическая часть генмора практически упустила из виду оперативную разведку в интересах командования объединений и группировок флота. Как правило, сведения, поступавшие флотскому командованию без проверки достоверности и анализа в штабе флота, скорее дезориентировали командующего и флаг-капитана по оперативной части, нежели помогали им правильно оценивать обстановку.
Подтверждением тому может служить выдержка из рапорта командующего флотом Черного моря адмирала А. А. Эбергарда верховному главнокомандующему от 29 декабря 1914 г. (11 января 1915 г.) № 1043: «К сожалению, во флоте не принят тот порядок, что в армии, где каждый округ ведет разведку на своем театре. Вся агентурная разведка флота была сосредоточена в Морском Генеральном Штабе, откуда флоты, как Черноморский, таки Балтийский, получают уже готовые сведения. Эта же разведка, по отношению к Южному театру, с начала войны, то есть с 16 октября по 11 ноября (1914 г. — Д. К.), не дала ни одного известия о неприятеле… Все скудные сведения, которые получались мною о движении неприятельских транспортов, являлись частью запоздалыми и частью противоречивыми»
[306]. Двумя неделями ранее — 16 (29) декабря 1914 г. — в телеграмме главнокомандующему Кавказской армией генералу от кавалерии графу И. И. Воронцову-Дашкову комфлот охарактеризовал сведения, получаемые от дипломатических и иных агентов и из Главного управления Генерального штаба, как «сомнительные и ложные»
[307]. Не всегда достоверной оказывалась и информация, поступавшая из штаба Кавказской армии. Так, 1 (14) января 1915 г. генерал-квартирмейстер штаба армии генерал-майор Л. М. Болховитинов сообщил в Севастополь, что агентурные сведения не подтверждают факта подрыва линейного крейсера «Гебен» на минах (это произошло фактически 13 (26) декабря 1914 г.
[308]), и высказал предположение, что «слух… пущен турками с целью замаскировать готовящиеся выходы «Гебена»
[309]. 12 (25) января из того же источника в штаб флота поступила дезинформация о появлении неприятельского дредноута в Черном море 2–4 (15–17) января
[310], тогда как в действительности ремонт корабля был завершен только в середине марта
[311]. В феврале 1915 г., в ходе обсуждения вопроса о выборе пункта маневренного базирования вблизи Босфора, даже морской министр в докладе на имя Николая II вынужден был оперировать «слухами» и «непроверенными агентурными данными» о составе береговой артиллерии и численности гарнизонов турецких портов Зунгулдак, Инада и Эрегли
[312].
Не лучше обстояло дело и на Балтике. «Страдаем отсутствием сведений, где и что делает германский флот, то же и шведский, также вероятный противник», — докладывал в Морской генеральный штаб адмирал Н. О. фон Эссен за несколько дней до начала военных действий
[313]. В. М. Альтфатер в первые дни войны констатирует: «Надо сознаться, что в мирное время это дело (разведка. — Д. К.) у нас достаточно налажено не было»
[314]. Еще откровеннее выразился на сей счет флаг-капитан по оперативной части штаба командующего Балтфлотом капитан 1 ранга А. В. Колчак: «Мы совершенно лишены сведений о противнике. Разведке нашей цена ноль. Она ничего путного не дает»
[315].
Император Николай II, командование флота Балтийского моря и офицеры крейсера «Россия» (февраль 1915 г.)
