— Могу я перенести документы сюда?
— Делай, что хочешь, только не мешай.
Кайлин несколько раз прошествовала через кабинет опекуна с пачками мятых бумаг. Спустя некоторое время Гийон заглянул к ней и, застав пробужденную, грызущую карандаш, среди вороха бумаг на полу, объявил, что уезжает.
— До конца рабочего дня ты вернешься или мне закрыть все самой?
— Вернусь. Где туалет, ты знаешь, так что… — не договорив, он быстро скрылся за дверью.
Вернулся он около пяти. Если учесть, что в пять десять рабочее время заканчивалось, можно сказать, что он приехал вовремя.
Пребывая в скверном расположении духа после разговора с Цемеи, он заглянул в комнату к Кайлин и обомлел: девушка, сидя на полу и облокотившись о диван, читала…..газету. Папки с документами были выложены в стопку и лежали на кофейном столике.
— Ты что, все разложила? — не веря собственным глазам, произнес Гийон.
Кайлин оторвала глаза от интересной статьи и посмотрела на него:
— Вообще-то, да!
— И сколько у тебя ушло на это времени?
— Часа два, наверное, — пожала плечами она.
— Ты разложила более тысячи листов из четырех разных дел в нужной нумерации по папкам?
— Да.
— За два часа?
— Да.
Не поверив ей на слово, он прошел в комнату и взял со стола одну из папок. Пролистав подшитые в нее листы, он взял другую папку, затем еще одну, и еще… Все бумаги действительно были разложены в порядке нумерации.
— Как ты это сделала? — с неподдельным удивлением спросил он.
— А ты присмотрись внимательнее, может, поймешь…
Он с прищуром взглянул на нее и пролистал страницы, особо не всматриваясь в содержание.
— Как? — повторил он.
Она поднялась с пола и, отогнув край листа, поднесла его к свету: бумага просвечивала зеленоватым оттенком. Затем она подобрала другую папку и снова поднесла край листа на свет — он был желтоватым.
— Каждое дело печатали на типовой бумаге, но в разное время. Мне повезло: все дела отличаются друг от друга по оттенку листов. Оставалось только разложить номера. Около трехсот страниц на каждое дело — не так-то и много.
Он посмотрел на нее, как на существо не с этой планеты. Гийон понимал, что столь простой и неординарный метод сортировки бумажного материала вряд ли бы пришел ему в голову. Ведь, знай он, что листы отличаются по оттенку, тщательнее подобрал бы документы…
— Интересный подход, — ответил Гийон и кинул папку на пол.
Кайлин посмотрела сначала на него, затем на папку, и все поняла.
— Это что, тебе не нужно?
— Нет, конечно. Все это есть в базе.
От злости, переполнившей ее чашу терпения на сегодня, у Кайлин свело горло. Она не знала, что ответить. Ни одной связной мысли, ни одного приличного слова не было в ее голове. В ярости она схватила одно из дел, и, отогнув скобы, вырвала все листы, бросив их ему в лицо.
— А теперь сложи все это заново! — заревел он, опешив от такой наглости.
Кайлин же, ослепленная гневом, схватила другую папку, и пачка листов на этот раз ударилась ему в грудь.
— Давай, давай! Там еще две осталось! — начал подначивать он.
Тогда она подняла с пола упавшие листы и начала рвать их, разбрасывая по сторонам.
— Совсем с ума сошла? — закричал он.
— А что? Так интереснее, не находишь?! Буду клеить скотчем! Неплохой пазл получится!
Он подгреб ногой несколько листов и подбросил их воздух.
— Жаль, что я раньше до этого не додумался.
— Ублюдок!!! — завопила она и топнула ногой по полу.
— Психичка! Приди в себя, наконец!
— Это низко! Я ведь старалась!
— Я дал тебе задание! Если ты справилась раньше, нужно было не газеты читать, а спросить у других, не нужна ли им помощь!
— Это смешно! Без твоего согласия здесь никто ничего мне не поручит!
— Ты не пробовала. Если ты не можешь проявить инициативу даже в таких элементарных вещах, какое дело я могу тебе доверить? Мало того, что ты ни черта не знаешь, не имеешь даже общего представления об элементарных вещах, так ты еще и ленива. Ты — неотесанный безграмотный бездельник, живущий на подачку от какой-то дойной коровы и претендующий на значимое место в этом мире!
"Безграмотная", "неотесанная бездельница", — только этими словами он характеризовал ее. Она презирала таких людей, таких, к которым он ее причислил.
— Ненавижу! Как же я тебя ненавижу!!! — прохрипела она и, сжав руки в кулачках, вдруг расплакалась.
Эти слезы, прыснувшие из глаз! Она не хотела их. Но подавить желание разреветься она не смогла. Вся злость Гийона, почему-то, растаяла в один миг. И на место непрошенной ярости пришло непрошенное чувство вины. Чисто мужское состояние, когда ты не можешь понять, что такого сделал, чтобы довести женщину до этих самых слез. И беспомощность, когда не видишь способа прекратить эту женскую истерику, кроме как сбежать от нее.
— Ты чего? — промямлил он.
— Уйди!
— Ты что, из-за этого собралась здесь рыдать?
— Уйди!!! Не хочу тебя видеть! Ты словно весь сделан из стали! Не человек, а робот!!!
Это последняя фраза прочно засела в его мозгу. Кайлин даже не поняла, что произнесла, возможно, самые обидные для него слова. Да и откуда ей было знать, что в теле его мало чего осталось от человека…
Злость на нее за эту рану внутри, вылилась в желание отомстить ей самым жестоким образом. Он напрягся, обдумывая свой ответ, а затем, набрав побольше воздуха, прокричал:
— Уж лучше быть роботом, чем таким убогим подобием женщины, как ты!!!
Бросив это, он вышел в дверь и хлопнул ею так, что у Кайлин зазвенело в ушах.
Она посмотрела на пол, усыпанный разорванными клочьями бумаги, и упала на колени. "Убогим подобием женщины" — вот кем она была.
Она плакала молча, позволяя теплым слезам сочиться из глаз и падать на чистый мягкий ворс ковра.
Кем же она стала за все эти годы? В кого превратилась? А главное, когда именно произошла эта перемена. Она не помнила. Не смогла выудить из прошлого этот момент.
— Убогое подобие женщины, — прохрипела она, а потом, вдруг, выпрямилась и прекратила плакать.
Глаза ее распахнулись и твердая уверенность в том, что это не так, стрельнула в ее голове. Резвее не сегодня ей улыбнулся покупатель в аптеке? Разве не без интереса ее рассматривал официант в кафе, когда заказ делала не она? Разве сегодня кто-нибудь из сторонних людей что-нибудь сказал про нее плохого? Нет! Нет, черт побери! И сегодня ее замечали, обращали внимание. Никакой жалости, никакого презрения.
