Люда повернулась от плиты, глянула на нее удивленно. Помолчала, потом проговорила тихо:
– А я его разве гнала, Лесь? Вовсе не гнала. И я ему не нянька, если уж на то пошло. Он сам так решил. Если ушел, значит, так надо. Его проблемы. Что ты от меня хочешь еще, не пойму?
– Прости, Люд… Прости… Конечно, я веду себя как ненормальная. Примчалась, хотя меня никто и не звал… Еще и допрос с пристрастием тебе устраиваю. Но я и правда будто с ума сошла, Люд… Меня даже потряхивает нервной дрожью, видишь?
Леся протянула вперед ладони, которые и впрямь тряслись, как у старухи, и Люда вздохнула, глянув на нее с жалостью. Потом спросила тихо:
– Ну чем я тебе могу помочь, Лесечка, чем? Хочешь, валерьянки накапаю? Как же тебя так влюбиться-то угораздило, миленькая моя?
– Да сама не знаю, как вышло… А только я себя потеряла, вконец потеряла. И никакая валерьянка мне уже не поможет. Смешно даже – валерьянка…
– Но ведь надо с собой что-то делать, Лесь? Надо ведь в себя приходить как-то?
– Как, Люд? Как?! Если б я знала…
– Я думаю, тебе надо вернуться домой и найти хорошего врача. Такого, который поможет.
– Тогда уж лучше сразу в психушку залечь… Это ты мне советуешь?
– Если надо, то и в психушку! Но я думаю, до нее дело не дойдет, достаточно будет клиники неврозов. Ты сама-то хоть чувствуешь, до какого ужасного состояния себя довела?
– Еще как чувствую, Люд, еще как… Просто не то слово… Да, я уеду, Люд, я завтра же уеду… Но сначала мне нужно Сашу найти…
– Ну вот, опять все сначала! Где ты его найдешь, где? Да и не нужно тебе его искать, ты себе только хуже сделаешь! Ну представь, если даже найдешь… Думаешь, он обрадуется, что ли? Если уж отсюда сбежал, когда узнал, что ты скоро примчишься…
– Да пусть… Пусть не обрадуется. Это ведь мне нужно, Люд, понимаешь? Только взглянуть на него, и все…
– Не занимайся самообманом, дурочка! Придумала себе присказку – только взглянуть, только взглянуть… И повторяешь ее без конца, как маньячка… Что изменится от того, что ты его увидишь?
– Да, конечно… Все так… И все же, куда он ушел, как ты думаешь?
– Да не знаю я, Лесь! И знать не хочу! Я ведь сказала тебе уже!
– А может, он домой уехал, в Баку? Давай матери его позвоним!
– Нет, вряд ли он домой сунется. Да успокойся ты, сядь, на тебе лица нет! И попытайся рассуждать здраво! Вернись в ту минуту, когда все это сумасшествие с тобой началось, попытайся все раскрутить назад… И сама себя спроси – ту Лесю спроси, как так все получилось? Разве в таких мужиков можно позволить себе влюбляться?
– В каких? – горестным эхом откликнулась Леся, без сил опускаясь на стул. – В каких таких, Люд?!
– Да он вообще не может никого любить! Ты что, сама не увидела? Он и слов-то таких не знает! Природа его способностью к этому чувству обделила начисто! Наказала, видно, за что-то. Таких не любят, Лесь. От таких бабы умные шарахаются и бегут сломя голову…
– Значит, я баба глупая, раз меня к нему так притянуло! Ничего с собой сделать не могу! Люблю…
– Да брось! – села напротив Люда, внимательно глядя в ее круглые растерянные глаза. – Проблем у тебя других нету, что ли? Придумала сама себе трагедию! С жиру бесишься! Любовь, Лесечка, это другое, и ты не путай божий дар с яичницей!
– А что это, по-твоему? – зло сузив глаза и готовясь вот-вот расплакаться, отчаянно прошептала Леся.
– Не знаю… Мне не объяснить, наверное… – медленно протянула Люда, пожав плечами. – Только знаешь, я бы ни на какую любовь на свете, даже самую роковую, страстную и распрекрасную, не променяла бы дочкин праздник… У тебя ведь дочка в первый класс пойдет, ты говорила? Не должно быть так, понимаешь? Ты же человек, ты же женщина, ты мать… Как так получилось, что порочный мужик, карточный игрок тебе весь белый свет застил? Какая ж это любовь, Леся? Тут, прости, уже шизофренией пахнет, а не любовью!
– Да все ты правильно говоришь, Люд! Только мне-то что теперь делать? – растерянно спросила Леся, дрожащими руками вытирая мокрые от слез щеки. – Совсем я себя потеряла, окончательно потеряла… Ни есть, ни спать, ни жить не могу! Куда ни посмотрю – всюду его вижу, как заговоренная! Опутал меня как паутиной, ничего во мне своего не осталось! А ведь меня предупреждали… Говорили, куда меня может привести мой эгоизм… Про темное время души предупреждали…
– Хм… Это ты правильно сейчас определила – темное время души… Но ведь тут слово «время» – определяющее! Значит, после темного времени светлое наступить должно? Если сама постараешься, конечно… Вот ты и постарайся, выбирайся как-нибудь из темного времени… А сейчас ты сама себя в него еще глубже заталкиваешь! Можешь и не выбраться, вот что страшно на самом деле…
Люда говорила тихо, будто сама с собой, Леся ее не слушала. Вернее, слушала, но не слышала. Слезы копились где-то внутри и вскоре прорвались наружу, и она заплакала навзрыд, горько и безудержно, икая и захлебываясь на вдохе. Люда осторожно села рядом, обняла за плечи, прижала к себе ее голову. Тихо покачивая, гладила по волосам, приговаривая вполголоса:
– Ну, хватит, что ты! Все проходит, и это пройдет… Пройдет, куда оно денется! Завтра у меня выходной, с утра на море пойдем, пива с собой возьмем! Помнишь, как мы у моря сидели, ведь хорошо было, правда? Приехала, и хорошо, и поживи еще, сколько хочешь, раз тебе так нужно! Ты прости меня, если грубое что сказала! Мне просто за тебя обидно стало… Зачем так себя унижать? Нельзя так, Лесечка, нельзя, что ты…
Неожиданно для себя она тоже вдруг расплакалась, уткнувшись носом в пушистые Лесины волосы. Пришедший с работы Димка так и застал их, обнимающихся и ревущих в голос, постоял в дверях, усмехаясь, уперев руки в бока и покачивая головой понимающе. Заглянув в сковородку со сгоревшей до черноты картошкой, налил себе большую кружку молока и, отломив полбатона и на ходу вонзаясь в него крепкими зубами, ушел в гостиную к телевизору. «Глупые, глупые бабы… – подумалось ему весело. – Вечно напридумывают себе всяких проблем с любовью-морковью этой! Лучше бы футболом увлеклись, честное слово! Там этих нервных переживаний – пруд пруди…»
– Ты знаешь, Люд, я мужа почти ненавидеть стала! – сквозь слезы тихо жаловалась Леся. – Раньше все как-то ровно было, жили и жили, меня все устраивало… Он у меня хороший такой, добрый, правильный, понимающий… А приехала из Сочи домой – и не могу! И с сыном нормально не пообщалась, как будто чужой он мне… Дочка заболела, а я все равно в аэропорт помчалась… Наверное, мне тоже природой любить не дано, как ты говоришь! А тут еще Саша… За что мне такое наказание, а?
– Да за то и есть, Лесь, что любить не умеешь! И не учишься!
– Да как, как научиться-то?! Разве можно научиться любить, если тебе не дано?
– Не знаю… Можно, наверное. Кто очень хочет, тот всему может научиться. Только надо в себя уметь заглядывать, ошибки свои видеть и осознавать. По крайней мере, я так думаю. Но я ж не психолог…
