‒ Зачем?
Герман хмыкнул, по-прежнему невозмутимо и воодушевлённо пояснил:
‒ Кофе попьём. Кофе мне как раз не помешал бы. А там, я убедился, он очень даже не плох. И поговорим. По-людски.
‒ А о чём говорить? ‒ поинтересовалась Саша, начиная раздражаться и злиться на себя из-за собственной однообразной упёртости, из-за того, что со стороны наверняка выглядит смешно и нелепо, этакой туповатой занудливой букой. ‒ Всё же и так понятно. Вот.
Она опять протянула планшет, а Герман опять не взял, помрачнел.
‒ Саша, я тебя чем-то обидел?
‒ Нет.
‒ Или я тебе настолько неприятен?
‒ Нет. ‒ И опять она почувствовала себя виноватой, а ещё глупой. Лучше и правда согласиться, чем бесконечно бубнить с одинаковой интонацией «Нет. Не так. Не надо. Не хочу». ‒ Ну, хорошо. Пойдёмте в кафе.
Ничего же особенного в этом нет, и в любой момент можно подняться и уйти, а подарок просто оставить на столе. Саша так и сделала, сразу положила коробку на стол, заодно и показала, что забирать её себе в любом случае не собирается.
‒ Ты что будешь? ‒ взяв в руки ламинированную страницу меню, спросил Герман.
‒ Ничего, ‒ откликнулась Саша.
И опять получилось с той же поднадоевшей раздражающей интонацией, а Герман опять помрачнел, сжал губы, расстроенно качнул головой.
‒ Саша, ну вот я реально начинаю убеждаться, что крайне тебе неприятен. И уже мне становится обидно. Когда ты так категорично реагируешь на обычный жест вежливости с моей стороны. Разве это не естественно и абсолютно нормально, пригласив человека в кафе, угостить его кофе? А?
Он посмотрел вопросительно, но Саша не торопилась с ответом. В присутствие Германа постоянно возникало ощущение, что она всё делает не так, и говорит не то, а вот его слова ‒ правильные. И звучат они мягко и ненавязчиво.
‒ Так что тебе взять?
‒ Капучино.
‒ И всё?
Она кивнула, больше не пытаясь ничего сказать, и на этот раз Герман легко согласился, подозвал официанта, сделал заказ, и, как только тот удалился, опять обратился к Саше.
‒ А на деньги не заморачивайся, ‒ произнёс беззаботно, коснувшись кончиками пальцев коробки с подарком. ‒ Тем более, мне это гораздо дешевле досталось. Я же занимаюсь такой техникой. И ещё прекрасно знаю, что тебе подобная штука очень пригодится. И не для развлечения. Для учёбы, работы. Так твоя подружка сказала.
Последняя фраза оказалась слишком неожиданной, и само вырвалось:
‒ Дина?
‒ Она самая, ‒ невозмутимо подтвердил Герман.
Дина ему попалась случайно, но весьма своевременно, в самом начале длинных выходных. Он разглядел её издалека: стояла она очень удачно, у края тротуара, то ли машину ловила, то ли кого-то поджидала. Возможно, даже его, раз уж так удачно судьба распорядилась. Герман подкатил, опустил оконное стекло.
‒ Диночка, привет! Я ужинать еду. Не желаешь составить компанию.
Сначала она попыталась корчить из себя обиженную недотрогу, но быстро оттаяла от его взгляда и нежных интонаций, забралась в машину. Сидела довольная и наверняка самовлюблённо думала, он постоянно улыбается, глядя на неё, потому что радуется её присутствию. А ему просто забавно было за ней наблюдать.
Типичная дурочка с незамутнённым сознанием, свято верящая, что её смазливость и юность чего-нибудь стоят, считающая, что умело пользуется ими, удачно продаёт за дорого. Хотя, конечно, темпераментная, старательная, ненапряжно покладистая. Хорошо покормил, одарил безделушкой, подтвердил парой фраз, насколько она необыкновенная и значимая ‒ и всё, владей ею целиком и полностью, используй, как хочешь. Он и использовал, сочетал полезное с приятным. Пригласил её на праздниках провести денёк в загородном коттедже, и Дина, конечно, согласилась, и там, в кровати, довольная, размякшая, уставшая, и видимо, решившая, что теперь-то уж точно задержится рядом с ним надолго, пока Герман ласково поглаживал пальцами её плечико, шею и губы, выложила всё, что было нужно, про своих подружек, даже не задумавшись, зачем ему это.
‒ Так она опять с вами? ‒ изумлённо уточнила Саша, но ответ Германа озадачил её ещё больше. И смутил, излишней откровенностью предположения, чересчур заинтересованным взглядом.
‒ Тебе неприятно об этом слышать?
‒ Я-то при чём? ‒ торопливо возразила Саша. ‒ Я не из-за себя спрашиваю. Из-за неё. И… ‒ она подвинула в сторону Германа лежащую на столе коробку, ‒ заберите, пожалуйста.
‒ Ну хорошо, хорошо, ‒ на этот раз легко согласился Герман. ‒ Больше не буду тебя смущать подобными сюрпризами. Хотя вот уверен, Дина бы не заморачивалась, взяла.
‒ Я ‒ не Дина, ‒ твёрдо отрезала Саша.
‒ Я знаю, ‒ произнёс Герман, негромко, проникновенно и даже вроде бы немного печально. ‒ В том-то и дело. Именно потому ты мне и нравишься. Действительно нравишься.
Он накрыл своею ладонью её ладонь, лежащую на столе, аккуратно приподнял, сжал пальцы, и этот жест почему-то не вызвал ни отторжения, ни возмущения. Было приятно, от едва ощутимых прикосновений, от мягких поглаживаний. И охватившее чувство смятения мешало предпринять какие-то решительные действия ‒ резко выдернуть ладонь из его руки. Удалось только пробормотать:
‒ А как же Дина?
‒ Дина? ‒ повторил Герман, будто речь зашла о чём-то совершенно мелочном и не важном, и тут же проговорил многозначительно и опять чересчур откровенно: ‒ Как только скажешь, я её брошу.
Подошёл официант, принёс кофе, и только тогда у Саши получилось прийти в себя и вырваться из мягкого плена чужой руки, чужого обаяния. Она воскликнула поражённо:
‒ Вот так просто?
Герман вскинул брови, улыбнулся простодушно.
‒ Это же Дина. Какие там сложности? Ты же не будешь утверждать, что у неё ко мне какие-то чувства.
