Когда прошлым вечером зазвонил мобильник, Ошмарин… Ну, если честно, он даже не помнил, чем занимался в тот момент, да оно и не настолько важно по сравнению с тем, что случилось дальше. Хотя вроде бы начало разговора ничего невероятного не предвещало.
‒ Слушай, Олег, ты сейчас где? ‒ поинтересовался Костя.
Разве что голос его показался не слишком бодрым и воодушевлённым.
‒ Где ещё? В общаге.
‒ Можешь спуститься вниз?
А вот тут Ошмарин слегка озадачился, протянул задумчиво:
‒ Ну-у, в принципе могу.
‒ Спустишься тогда? ‒ уточнил Костя и предупредил: ‒ Но я не внутри буду. На улице. ‒ А потом озадачил ещё сильнее: ‒ И захвати что-нибудь, чтобы можно было рожу протереть. Не хочется народ сильно пугать.
‒ Ты чего, такой грязный? ‒ Олег недоумённо хмыкнул и попробовал пошутить: ‒ В канализацию, что ли, свалился?
‒ Ну, примерно, ‒ загадочно произнёс Костя. ‒ Так я жду.
Ошмарин хмыкнул ещё раз, стянул со спинки стула висящее на ней полотенце, перекинул через плечо, не заморачиваясь на переодевание обуви, отправился прямо в шлёпанцах и не успел он вывернуть на лестницу, как обрисовалась Мила Уласова. А вот этому Олег ни капли не удивился. Если дело касалось Даньшина, Мила отзывалась мгновенно, словно рация, настроенная на определённую волну, даже когда никто не ожидал. Слегка запредельно для рационального понимания, но вполне объяснимо.
Из всех общажных или, скорее всего, из всех окружающих, наверное, только сам Костя не замечал очевидного. А может и замечал, просто подобным игнором всего прочего, не относящегося к дружескому, давал понять ‒ иных отношений не будет. Но Уласова поступала почти так же, несмотря ни на что гнула своё, упёрто надеялась и верила, и при любой возможности оказывалась рядом. Ну и Ошмарину, как Костиному соседу, тоже с переизбытком доставалось её внимания.
‒ Ты куда? ‒ она заметила на плече Олега полотенце. ‒ Если в душ, то горячей так и нет. Сказали, только завтра дадут.
‒ Не, не в душ, ‒ отмахнулся Ошмарин и, не подумав, по-честному ляпнул: ‒ Меня внизу Костян ждёт.
Мила встрепенулась.
‒ Нет его внизу, ‒ заявила возмущённо. ‒ Я только что на вахту ходила.
Ну да, уж кого-кого, а Даньшина бы она обязательно разглядела. Не надо было Олегу про него говорить, лучше бы соврал, а теперь ведь Уласова не отвяжется, пока не выяснит правду. Преградила дорогу, а выражение на лице ‒ решительное и неумолимое. Значит, и отпираться бессмысленно.
‒ Он на улице.
‒ А полотенце тебе зачем?
‒ Костян просил принести что-нибудь, грязь обтереть.
‒ Какую грязь?
Точно, лучше бы соврал. Отчего умные мысли приходят с таким опозданием?
‒ Ну откуда я знаю! Он просил принести, чем можно вытереться.
‒ А почему он сам сюда не идёт?
‒ Ми-ил, ‒ страдальчески протянул Олег, ‒ слушай, я не в курсе. Он позвонил, попросил, я делаю.
‒ Подожди. Я с тобой, ‒ воскликнула Уласова уже на ходу, проскакивая с лестничной площадки в коридор.
Вернулась она через минуту, с упаковкой влажных салфеток. Вместе спустились вниз, вышли за дверь, растерянно застыли, озираясь по сторонам.
В освещённом пространстве возле крыльца никого не было. Ошмарин соскочил со ступеньки, сделал несколько шагов.
‒ Костян, ты где?
‒ Здесь.
Костя сидел на металлической ограде палисадника подальше от света фонаря под прикрытием пышным кустов сирени, ссутулившись и низко опустив голову, ещё и капюшон надел. Мила оказалась возле него первой, протянула салфетки.
‒ Вот.
‒ Ага. Спасибо, ‒ произнёс Костя, не поднимая головы, забрал упаковку рукой в тёмных разводах.
И не настолько было темно, чтобы они не сумели разглядеть: на грязь не слишком похоже, она только в редком случае может быть по-настоящему красной.
‒ Это что? ‒ воскликнула Мила. ‒ Кровь? Что с тобой? Ты цел? Ты ранен? Ты…
‒ Не кричи, ‒ одёрнул её Костя. ‒ Ничего особенного.
Мила плотно сжала губы. Послушалась просто потому, что в данный момент посчитала это самым уместным, но не отводила пристального взгляда от скрытой под капюшоном макушки, словно пыталась проникнуть прямо в мысли.
‒ Костян, ты подрался, что ли? ‒ предположил Ошмарин.
‒ Типа того, ‒ подтвердил Костя и всё-таки вскинул голову.
‒ О-о-о!
Да не просто дрался. Били.
Мила охнула, а Олег поинтересовался:
‒ Это на кого ты так нарвался?
Костя не ответил, сделал вид, что крайне сосредоточен на другом: вытянул из упаковки одну салфетку, провёл ею вдоль щеки. Мила присела рядом, отобрала у него салфетки, заявила решительно:
‒ Лучше я. Тебе же самому не видно. ‒ Добавила мягко: ‒ Я осторожно. Повернись.
Возражать Костя не стал, смиренно подставил лицо. Уласова аккуратно оттирала кровавые разводы, придерживая его подбородок пальцами, промакивала ссадины, молча, а потом вдруг спросила:
‒ Это всё из-за твоей Рыбаковой, да?
Костя поморщился. Скорее всего потому, что Мила как раз добралась до его разбитой брови.
‒ Она-то при чём?
Уласова снисходительно фыркнула.
‒ Да все уже в курсе, что к ней там какой-то крутой мужик подкатывает. Естественно, ты ему мешаешь. Ну, вот он…
‒ Мил, хватит, ‒ перебил её Костя.
‒ То есть, я права? ‒ замерев на мгновение, упрямо выдала Уласова.
‒ Нет.
Она опять плотно сжала губы, и выражение на её лице ясно говорило, Мила осталась при своём мнении.
