– И все-таки определенная надежда есть, – упрямо сказал Волченков. – Мне представляется, что Казаченко выбрали жертвой не просто так.
– А что, собственно у вас по этому… по Багру есть?
– Пока немного. Был школьным дружком Шапошникова. Потом иногда встречались, выпивали. Где живет, чем занимается, не знает. Кстати, и фамилии его не назвал, заявил, что только имя помнит – Санька. Боится он его до смерти. Мы пока нажимать не стали, хотим через Андронова, а там, глядишь, и на Багра выйдем.
– Ну, пытайтесь! – с ноткой скепсиса в голосе произнес генерал. – Только если что-то пойдет не так, операцию сворачивайте сразу, судьбу не испытывайте. И еще, даю вам максимум четыре-пять дней. А то вы мастера тянуть резину. Уцепились за этого Казаченко, понимаешь… Согласен, что-то в этом деле есть, но прочие случаи? Что вы извлекли из материалов по другим убийствам полицейских?
– Можно высказать свои соображения, товарищ генерал? – деликатно кашлянув, спросил Ломов.
– Нужно! И потом, что значит – свои? А чьи же они у тебя могут быть, как не свои? Давай, выкладывай!
– Действительно, ряд убийств наших сотрудников за последние месяцы наводит на определенные мысли, – начал Ломов. – Ну, именно в том смысле, что кто-то целенаправленно расправился с ними. Тут, правда, возникает вопрос – дело ли это рук одних и тех же людей, или действовали разные, не связанные друг с другом преступники, как бы перехватывающие друг у друга эстафету…
– Да ладно! – насупился генерал. – У тебя получается, что по всему городу что-то вроде стахановского движения началось… Неужто нас так много народу ненавидит? Сомневаюсь я что-то.
– Ну, это как посмотреть, – невозмутимо продолжил Ломов. – Если откровенно, то особой любви населения лично я как-то не ощущаю. И, наверное, на то имеются причины. Взять хоть тот список, который вы нам дали. В списке шесть человек. В следственных документах это не отражено или отражено очень уклончиво, но я беседовал с ребятами, и в беседах с глазу на глаз кое-что всплывало. Я имею в виду, что каждый убитый был, как бы это сказать… с червоточинкой. Кто-то брал взятки, откровенно брал, с угрозами, кто-то парня невиновного помог в тюрьму упечь из корыстных соображений, кто-то задержанных пытал, кто-то помогал бизнес отжимать… Последний, как известно, собирался выгораживать на суде виновника ДТП. В общем, не без причин с ними разобрались. Но у нас реальных фактов кот наплакал. Одни намеки. Так что эти дела в разряд висяков перешли в немалой степени из-за того, что кто-то не захотел вникать в суть дела, не захотел копаться в грязном белье. Тем более что белье-то это наше общее. Со мной кое-чем поделились, но этого мало. Если копать по каждому случаю…
По лицу генерала было видно, что настроение у него портится с каждой секундой. Он поднял руку и остановил Ломова.
– Ладно, я тебя понял. Не будем заниматься мазохизмом. Заниматься пока будем вашей идеей. Надеюсь, вы не станете делать ничего, не обдумав хорошенько каждую деталь. Опыт и благоразумие – вот чего я от вас требую. Придумайте, как держать связь со своим, гм, «засланцем», а то не ровен час… И если банда его не примет, сразу все сворачивайте и берите тех, кто уже засветился. Лучше синица в руке…
– Так и сделаем, товарищ генерал, – заверил Ломов и не удержался, чтобы не прибавить: – Честные-то менты теперь, похоже, на вес золота.
– Ты больше о деле говори, – посоветовал генерал. – Философствовать у тебя не очень получается. Не можешь ты так глубоко вникнуть в суть вещей. Честных людей всегда хватает. Ты себя к каким причисляешь? А этот ваш опер, которого вы внедрить собираетесь, он ради бабок на это идет? Так что поосторожнее со словами, полковник!
– Нет, я про то и говорю – мал золотник, да дорог, – не моргнув глазом, объяснил Ломов. – А в семье, как известно, не без урода. Будем искоренять недостатки.
– Давайте искореняйте! Конкретно что планируете? Внедрять опера будете уже сегодня?
– Да, я провел беседу с тем парнем, Шапошниковым, который нам сдал Андронова и Багра. Он сидит дома и никуда не высовывается. А мы воспользуемся его добрым именем, и наш человек будет ссылаться на него, когда придет к Андронову. Обставим все так, будто на хвосте у него погоня висит, в таких обстоятельствах в подробности никто углубляться не будет. Если прокатит, дальше будем действовать по обстоятельствам.
– А как фамилия этого вашего протеже?
– Шелест. Сергей Шелест.
– Не помню.
– Да он у нас недавно. Замечательного хладнокровия человек. Пришлось пару раз убедиться. Волченков вон не даст соврать. Потому его и выбрали. Думаю, не подведет и сейчас. Да в принципе, обстоятельства благоприятствуют. Про Староверовых все слышали. Что младший в розыске – тоже не секрет. Если это на самом деле охотники на мундиры, то должны посочувствовать «коллеге». Если нет, то, как было сказано, просто берем их и раскручиваем по поводу нападения. Тут уже на Шапошникова надежда. Но раз начал показания давать, значить, уже не остановится.
– Ну, удачи вашему Шелесту!
Старший лейтенант Шелест, которому Ломов педантично передал пожелание генерала, отнесся к нему спокойно. Он был готов к операции и потихоньку вживался в роль беглого преступника. На нем была замызганная помятая одежда, на щеках пробивалась щетина, а красные воспаленные глаза смотрели на мир с таким отчаянием, что даже Ломову стало не по себе.
– Ты чем глаза-то натер? Луком? – спросил он, ухмыляясь. – Не пахнет вроде…
– Я по молодости в театральное поступать собирался, – невозмутимо сказал Шелест. – Задатки, говорят, были, но не прошел… А тяга к прекрасному вот осталась…
– Ну, прекрасным здесь и не пахнет, – хмыкнул Ломов. – Видок у тебя аховый. Хотя нам того и надо. Ребята сейчас дежурят у дома Андронова. Как только он из своей берлоги выберется, они дают сигнал, и мы включаемся. Можно, конечно, прямо домой к нему завалиться, но нежелательно. Там сожительница, соседи, и вообще лучше с глазу на глаз… Вроде ты его во дворе поджидал, как загнанный зверь…
– Текст-то не забыл, артист? – спросил Волченков.
– На импровизации выезжать буду, – сказал Шелест. – В искусстве главное найти свое слово. А если серьезно, я все помню, товарищ полковник. Не волнуйтесь, все будет нормально. Если этот мужик такой, как вы его описали, то с ним номер прокатит, это железно. Вот что дальше – тут загадка. Ну, ничего, бог не выдаст, свинья не съест, как говорится. Меня больше волнует, что делать, если он в доме запрется. Мне в гости тоже напрашиваться неохота. Чем больше народу, тем больше шансов, что кто-нибудь скажет – да я знаю Староверовых, сроду у них таких не было!
– Правильно, к тому же я думаю, что он у себя тебя прятать в любом случае не станет, – сказал Ломов. – Скорее к подельникам перенаправит. А нам только того и надо.
Зазвонил телефон Волченкова. Он поднес трубку к уху, послушал и шагнул к двери.
– Все, выезжаем! Андронов вышел из дома, в гараж направился.
