Умберто затолкал в рот остатки печенья, смахнул с бороды крошки и покачал головой:
— Мы все продали, как только у него не заладилось шоу. Одному французскому коллекционеру, насколько я помню. Думаю, этот реквизит хранится у него в сарае где-нибудь в Ницце. Мне почему-то не верится, что французский коллекционер нашел всему этому более достойное применение. Не знаю, видел ли ты шоу Тома Престо, но человек он был рисковый.
— Вот кто нуждался в контроле с твоей стороны.
— Примерно это говорил мне и коллекционер, но я плохо разбираюсь в трюках. Один этот гигантский аквариум, которым Том…
— Водяная камера, так называл это Гудини, — подсказал Винсент, но Умберто отмахнулся:
— Там, наверное, какая-то секретная дырочка сзади… Если что-то пошло не так и артист не может выбраться из камеры, ассистенту достаточно выдернуть пробку, чтобы вся вода вылилась за несколько секунд.
— Есть такая хитрость. — Винсент кивнул.
— Так вот, ничего подобного у Тома Престо не было. Гордость не позволяла ему подстраховываться. Француз не захотел иметь в своей коллекции такую опасную штуку, так прямо и сказал: «C’est trop extreme»
[8]. Даже не знаю, в каком сарае теперь этот аквариум собирает пыль, но для тебя могу навести справки… Кстати, насчет сбора пыли… — Умберто хлопнул себя по лбу: — У меня для тебя завалялся рождественский подарок. Одну минуту…
И исчез из комнаты, прежде чем Винсент успел что-либо возразить. Спустя полминуты Умберто появился снова с огромным фолиантом в руках.
— Рождество было несколько месяцев назад. Ты, похоже, заработался; скоро Пасха.
— Я знаю, но это прислали за неделю до Рождества. Все это время она пылилась в офисе. Я просто забыл о ней, извини.
Толстенная книга «Млекопитающие Мексики» была перевязана красной лентой, собранной в изящную розу. На золоченом шнурке висела открытка — «Винсенту. Не совсем ваша тема, но может оказаться интересней, чем вы думаете. От поклонницы». Буквы с завитушками. Каллиграфический почерк, определенно женский. Винсенту показалось даже, что он узнал руку, но так и не смог вспомнить ничего определенного. С обложки скалил зубы мексиканский леопард.
— Спасибо, — ответил Винсент, взвесив в руке книгу на тысячу с лишним страниц. — Это именно то, с чем я собирался сегодня таскаться весь день.
Умберто рассмеялся.
— Это твои фанаты, не мои… Так что мы будем делать с жалобами? Ты не можешь и дальше провоцировать сердечные приступы у работников театра.
— Не волнуйся, — успокоил его Винсент. — Оставшаяся часть турне пройдет без потрясений, обещаю. Если только уборщицы будут заходить в гримерную не раньше чем час спустя после выступления.
Умберто рассмеялся и протянул Винсенту руку:
— Договорились, дорогой амиго.
— Заметано.
Винсент взял книгу под мышку и пошел к двери, по пути захватив со стола бумажный пакет с печеньями.
* * *
Мина сидела с прижатой к уху телефонной трубкой. Как все-таки хорошо, что она успела протереть ее алкогелем, перед тем как ответила! Мина слушала, делая отметки на обратной стороне счет-фактуры — ближайшей попавшейся под руку бумажке. Задавала встречные вопросы. Спустя полминуты взглянула на часы и направилась в буфет.
Рубен, спиной к ней, с аппетитом уплетал фрикадельки с салатом. Он отказался от сложных углеводов, после того как прибавка в весе стала очевидной, и не забывал напоминать об этом коллегам перед каждым обедом.
— Ты занимался случаем самоубийства два с половиной месяца тому назад? — спросила Мина в его спину. — Тринадцатое января, Агнес Сеси, двадцать один год.
Рубен замер, не донеся вилку до рта.
— Да, что-то такое было… А в чем дело?
Он поморщился, когда Мина, выдвинув стул, села напротив, закатил глаза и положил вилку.
Мина старалась не думать о грязи, скопившейся в этой комнате, и о всех крошечных существах, от которых сразу зачесалось тело. На работе она держалась, но это забирало столько энергии, что дома вечером Мина без сил падала на диван. Она опустила рукава, чтобы защитить кожу от нежелательных соприкосновений, облокотилась на стол и посмотрела на Рубена:
— Рассказывай.
— Ну… что тут рассказывать? Я и Линдгрен — он из молодых — прибыли на место первыми. Сразу было ясно, что это самоубийство.
— Откуда?
Рубен снова вздохнул. Тоскливо взглянул на холодные фрикадельки в соусе, уже покрывшемся пленкой. Мина игнорировала его голод. Рубену не следовало обедать в буфете отделения полиции, хотя бы из гигиенических соображений. Он еще будет благодарить ее за это.
— Выстрел в рот. Оружие с ее отпечатками лежало рядом. И никакой верхней одежды, несмотря на зиму. Короче, все признаки того, что она не была в ладах с головой.
— Предсмертная записка?
— Нет, никакой записки. Но Агнес долго лечилась от депрессии. Несколько раз лежала в больнице Святого Георгия. Никто из ее знакомых не удивился, узнав, чем она кончила, включая приятеля, с которым она снимала квартиру.
— Что, совсем никаких подозрений?
— Ты имеешь в виду подругу? Разве поначалу, поскольку предсмертной записки все-таки не нашли. Такие эксцентричные особы обычно оставляют записки. Кроме того, это приятель позвонил в полицию. Но подозрения отпали после того, как мы нажали на него на допросе… Похоже, минутная слабость, если учесть, что все произошло на скамейке в парке. Почему ты об этом спрашиваешь?
— У тебя есть фотографии? Тела? Места преступления?
— Какого места преступления? Я же сказал, это самоубийство.
Но Мина не слушала. Ей предстояло объяснение с коллегами, но для начала не мешало взглянуть самой.
— Пойдем. — Рубен со вздохом поднялся со стула.
Мина заметила, что он не убрал за собой поднос. Хотела спросить, не работает ли здесь, в буфете, его мама, но воздержалась. Мужчины болезненно воспринимают такие замечания, а Рубен вообще обидчив. Кроме того, Мина нуждалась в его помощи. Он направился к лифту, она — за ним.
Того, что она только что услышала по телефону, вполне хватило бы, но фотографии могли стать хорошей опорой ее версии. Если подозрения Мины подтвердятся, это изменит все.
* * *
— Что случилось? — Юлия вошла в комнату с перекинутым через руку пальто. — Я собиралась домой, но тут позвонила Мина… она мне так ничего и не объяснила.
— Мне тоже, — кисло подхватил Кристер с большой чашкой кофе в одной руке и булкой в другой.
— Ты не прихватил с собой еще одной булочки? — с надеждой спросил Рубен.
Никого не слушая, Мина магнитами крепила новые фотографии к доске, не сняв старые.
