– Ты же знаешь, какие нынче пошли дети, – миссис Чарльз хрипло рассмеялась. – Точнее, какой ребенок. У тебя ведь только она одна и есть.
Это было подобно сильному удару в живот. Мама задержала дыхание, ее пальцы стиснули мое плечо.
– Ладно, нам пора идти, скоро обед. Передавай Мандей наши самые лучшие пожелания, хорошо? Может быть, она нам как-нибудь позвонит…
– Конечно. Я сообщу ей, что вы заезжали.
Мои туфли скребли по бетону, когда мама волокла меня обратно к машине. Оказавшись внутри, она зыркнула на меня своим самым убийственным взглядом.
– Значит, ты считаешь себя уже достаточно взрослой, чтобы делать все, что тебе захочется? – прорычала она. – Ну погоди, я расскажу об этом твоему отцу!
– Но, мам…
– Ни слова, пока не вернемся домой! Поверить не могу, что ты выставила меня полной дурой перед этой женщиной!
Я поникла на сиденье, мысленно прощаясь с просмотром телика, и уставилась в окно. Миссис Чарльз наблюдала за нами со своего порога. Я видела, как по ее лицу расползлась улыбка, противная, словно горчица.
* * *
Мама все же не рассказала папе о том, что я тайком ездила к дому Мандей. Она любила только пригрозить его гневом. Вместо этого сама назначала мне наказание – например, помогать ей готовить обед ко Дню благодарения. В этот день у нас дома неизменно собиралась вся семья, потому что мама умела устраивать праздничные обеды. За индейку с начинкой все чуть ли не дрались.
Учитывая то, что у папы было пять братьев и сестер, такие сборища могли доходить до сорока человек.
В общем, я была наказана: мне предстояло прибрать дочиста весь дом сверху донизу, потом помочь маме на кухне – я должна была отвечать за соусы. Звучит это не так страшно, но вы бы видели, сколько сладкого картофеля мне пришлось перечистить, сколько фасоли вылущить, сколько сельдерея порезать, сколько зелени перемыть (дважды!) в адской кухонной жаре; тогда вы поняли бы, какая это была пытка.
Когда папа вернулся домой из последнего предпраздничного рейса, шел третий день моего наказания, и я была по самую макушку в тертом сыре. Папа поцеловал маму, которая стояла у плиты, кипятя клюкву для соуса чатни.
– Дамы, вы, я вижу, без дела не сидели! Весь дом выглядит просто отлично, – с улыбкой сказал папа, выхватывая морковную палочку из дуршлага. Он знал, что если меня напрягли на кухне, то я, должно быть, сделала что-то не так.
– Да, твоя дочь превосходно помогла мне, – отозвалась мама, оглянувшись на меня через плечо.
Они продолжили обсуждать планы на День благодарения – кто из моих дядюшек и тетушек, кузин и кузенов приедет в гости. Большинство из моих двоюродных братьев и сестер учились в колледже, состояли в браке и готовились одарить меня двоюродными племянниками и племянницами. У меня в семье не было ровесников, с которыми я могла бы играть, но Мандей неизменно заполняла эту пустоту. Я была последним ребенком в своем поколении папиного семейства. Его родственники думали, что он никогда не женится, но папа только отшучивался, что просто ждал встречи с мамой.
Я едва могла утереть пот со лба, так у меня дрожали руки от натирания продуктов, – а впереди меня ждали еще три огромные головки острого чеддера. Мандей сейчас уже истекала бы слюной над этой горой съедобного золота. Странно было думать, что она сейчас у своего отца, а не сидит с нами на кухне, помогая готовить. Моя подруга почти никогда не говорила о своем отце. Вообще, я не могла припомнить, когда в последний раз упоминалось его имя. Он бесследно испарился прямо перед самым рождением маленькой Тьюздей. Поэтому я не могла понять, почему Мандей теперь живет у него. И почему Эйприл не поехала туда с ней? И почему ими заинтересовалась социальная служба?
– Милый, ты же знаешь Типа Чарльза, верно? – спросила мама, не поднимая взгляд от кастрюли, в которой помешивала соус. Моя рука, дрогнув, скользнула по острым зубчикам терки.
– Тип? – проворчал папа. – Тип из старшей школы, тот самый Тип?.. Ну да.
– Ты с ним по-прежнему общаешься?
Он нахмурился.
– С этим дурнем? Джанет, почему ты спрашиваешь о нем? На кой он тебе сдался?
Мама пожала плечами.
– Патти сказала, что Мандей сейчас у него.
Я выпрямила спину. Папа заметил это и многозначительно посмотрел на маму.
– И что?
– И то, – ответила мама, поворачиваясь к нему и бросая взгляд на меня, – что мы хотим проверить.
– Проверить что?
– Как там Мандей. Узнать… все ли у нее в порядке. Только и всего. Сколько мы знакомы с этой девочкой, она никогда не ездила к своему отцу. И вот уже много недель от нее ни слуху ни духу.
Вот тогда я поняла, что мама не поверила в слова миссис Чарльз про Мандей. И хотя мама продолжала на меня злиться, было приятно, что она все равно на моей стороне.
Папа вздохнул.
– Джанет, это их семейное дело. Что нам до этого?
– Но мы…
– Просто не лезь в эту историю, ладно? – выдохнул он. – Какую бы кашу они ни заварили, я не хочу в нее влипнуть.
Мама улыбнулась, изо всех сил стараясь казаться спокойной, но я знала, что в душе у нее медленно закипает гнев. Постукивание ногой по полу, напряженная улыбка… Я хотела предупредить папу, но знала, что это единственный способ что-то разузнать о Мандей.
– Милый, наша девочка просто скучает по своей подруге. Нет ничего плохого в том, чтобы позвонить этому человеку. Пусть у девочек будет возможность немного поговорить.
– У меня нет его номера. Мы с ним много лет не виделись.
– Но, может быть, ты сумеешь узнать его номер.
– Так почему ты не спросила это у Патти?
Мама хлопнула по столешнице посудным полотенцем.
– Потому что я прошу тебя, Джеральд, добыть этот номер! Ты считаешь, я не додумалась до этого сама? Ты считаешь, что я совсем из ума выжила? Я прошу тебя, своего мужа, поговорить с отцом этой девочки, как мужчина с мужчиной, а ты сидишь на кухне и забрасываешь меня вопросами! Кем бы я выглядела, если б пыталась разузнать номер другого мужчины? Ты хочешь выставить меня перед всеми дурой или как?
Целая минута прошла в ледяном молчании; потом папа откашлялся и поерзал на стуле. Мама нечасто выходила из себя, но когда выходила – значит, дело плохо. Она стояла, уперев одну руку в бок и разминая шею. Меня всегда изумляло: откуда у такой маленькой женщины мог взяться такой громкий голос?
Папа вздохнул и почесал макушку.
– Ладно, я поспрашиваю. Посмотрим, смогу ли я добыть его номер.
Мама резко выдохнула и вернулась к кастрюлям, широко улыбаясь своей победе.
За год до прежде
Покрытые снегом улицы сверкали под солнцем раннего утра, когда я услышала, как что-то ударилось в мое окно. «Тающий лед», – промелькнула мысль. Я не обратила на это внимания, но потом что-то ударило сильнее, едва не разбив стекло. Пришлось выбраться из постели, гадая, почему белки мешают мне спать. Я посмотрела в окно как раз в тот момент, когда еще один камешек отскочил от стекла прямо перед моим лицом. Я сердито уставилась на тротуар внизу.
