Группа парней ошивалась на углу возле дальнего входа в досуговый центр, и гортанный смех Даррелла эхом разносился по площадке. «Может быть, он видел ее, может, мог подсказать кого-то, кто ее видел», – так думала я, шагая по заснеженной земле, мимо одинокой девушки в куртке с капюшоном. Она сидела на пустой трибуне спиной ко мне, и мне не было видно ее лица, но когда я почти дошла до ворот, она окликнула меня по имени.
– Клодия? – Эйприл сдернула свой капюшон, глаза ее едва не выпадали из орбит. – Что… что ты здесь делаешь?
Решимость была похожа на электрический разряд.
– Я ищу Мандей.
В этот момент монстр, живущий внутри Эйприл, который в обычное время не преминул бы явиться во всей красе, словно съежился и умер, оставив ее настолько опустошенной и бессильной, что даже голос ее прозвучал совершенно безжизненно.
– Ты же знаешь, что не должна быть здесь. Разве ты не боишься, что твоя мамочка об этом узнает? – Она окинула меня взглядом – от ботинок до ленты, которой были стянуты мои волосы. – Черт, у тебя на голове не прическа, а мочалка – без Мандей тебя некому причесать, да?
Оскорбления. Она всегда начинала с них. Я расправила плечи и выпятила грудь. Я не могла позволить ей поколебать меня.
– У меня мало времени. Где Мандей?
Она вздохнула, откинулась назад, не собираясь даже сдвинуться с места, потом окликнула через плечо:
– Эй, Даррелл! Подойди сюда на секунду.
Даррелл увидел нас с Эйприл и подбежал трусцой.
– Привет, Клодия. Что ты здесь делаешь? – спросил он чуть гнусаво – нос был заложен из-за долгого стояния на холоде.
Эйприл фыркнула.
– Даррелл, ты трахал мою сестру?
Лицо Даррелла сделалось каменным, все краски сбежали с него.
– Мать твою, Эйприл, – произнес он, втянув воздух сквозь зубы, потом пнул пластиковую бутылку, валявшуюся на земле. – На кой хрен ты всем об этом рассказываешь?
Я сместила вес на отставленную назад ногу, чтобы не упасть. Даррелл пару секунд выдерживал мой злобный взгляд, потом бегом умчался прочь. Эйприл хлопнула себя по бедру, беззвучно посмеиваясь.
– Она не стала бы заниматься сексом с этим днищем, – процедила я. – Он просто хотел этого. Она бы мне сказала.
Эйприл хихикнула.
– Нет, не сказала бы! Не могла сказать.
– Почему? – В моем тоне прозвучало отчаяние.
– Потому что ты слишком душная! Мандей рассказывала мне, что ты только и хотела, чтобы вы с ней торчали у вас дома с твоими нудными родаками, раскрашивая картинки и играя в куклы, словно маленькие девочки. Если б она сказала тебе, ты бы ее осудила, разве не так?
Эйприл нравилось запускать зубы прямо мне в сердце. Я вскинула голову, показывая, что она меня не отпугнет.
– Послушай, я пришла сюда, чтобы найти Мандей, и не уйду, пока не сделаю этого.
Эйприл смотрела на меня пустыми глазами. Потом вздохнула и слезла с трибуны, отряхивая зад.
– Тогда идем. Нас все равно скоро выпрут оттуда. Пусть уж ты это увидишь.
– Увижу что?
Она сунула руки в карманы и молча направилась к воротам. Я шла в нескольких шагах позади нее. Мы миновали два ряда домов и ступили на дорожку, ведущую к дверям их дома. Эйприл звякнула ключами, я переступила через трещину в бетоне дорожки.
– Твоя мама дома? – спросила я, затаив дыхание.
Эйприл отперла замок и толкнула дверь плечом. Та с шорохом и скрипом отворилась. Эйприл еще раз окинула меня долгим взглядом – пристальным, даже жестким.
– Нет. Сейчас подрабатывает няней, – ответила она и шагнула внутрь. Из дома доносился странный запах, похожий на вонь кишечных газов, удушливый и резкий.
– Мандей там?
Эйприл кивнула и махнула мне рукой – мол, входи. Я сглотнула, сердце мое неистово колотилось. Мандей все это время была дома?
Натянутые нервы призывали остановиться, но я все равно переступила порог.
Эйприл закрыла дверь и включила свет. Теперь стало понятно, почему миссис Чарльз всегда открывала дверь только наполовину. Прямо за дверью, у стены, стоял большой морозильник. Вроде тех, в которых в продуктовых магазинах хранят замороженные тушки индеек и мясные полуфабрикаты. Он жужжал, словно сломанная люминесцентная лампа.
Я шагнула дальше и наступила на груду сломанных восковых мелков и газетных листов, валяющихся посреди тесной гостиной. Большой телевизор стоял перед черным диваном, кожа которого потрескалась и облупилась, словно старая краска. Все окна были заклеены черными мешками для мусора, не пропускавшими свет. В кухне на столешнице громоздились грязные кастрюли и сковородки рядом с пустыми банками из-под консервированного супа. По куче уведомлений о выселении и невскрытых писем из школы полз таракан.
– Сюда, наверх, – сказала Эйприл и со стоическим выражением лица принялась подниматься по лестнице. Я игнорировала мурашки, ползущие у меня по спине и призывающие бежать прочь, и последовала за ней.
На втором этаже слева был санузел. Справа – закрытая дверь, наверное, шкаф.
– Сюда, – повторила Эйприл из дальнего конца коридора. Я посмотрела вниз, на весь этот хаос и на дверь, через которую хотела выбежать наружу.
В спальне Эйприл включила потолочную люстру-вентилятор, старую и шумную. Я переступила порог, глядя во все глаза; мои руки бессильно обвисли.
Самое первое, что я заметила, – здесь не было никаких двухъярусных кроватей. Только три одинаковые койки, стоящие по периметру комнаты, такие низкие, что с тем же успехом можно было бросить на пол три матраса; съехавшие простыни свисали до самого пола. По бокам от окна свисали шторы, жалюзи почернели от пыли. По всему полу были разбросаны обертки от конфет, пакеты из-под чипсов, пустые бутылки из-под газировки. Светло-серые стены были словно наползающий туман и от пола до уровня колен исчерканы разноцветными восковыми мелками. И хотя мы были на втором этаже, я слышала, как внизу жужжит морозильник, – словно он стоял рядом с нами.
Мандей не было.
– Ну ладно, Эйприл, – сказала я слабым голосом. – Хватит играть. Где она?
Эйприл привалилась к дверному косяку, спрятав руки за спину.
– Разве ты не видишь ее? – усмехнулась она. – Она здесь повсюду.
Я сглотнула: вонь не давала сосредоточиться, словно боль. «Не может быть, чтобы Мандей жила здесь», – думала я. У нас дома ей было невыносимо видеть даже одну-единственную немытую тарелку в раковине. Она мела и пылесосила пол, даже когда ее не просили об этом, заправляла мою постель всякий раз, когда ночевала у нас.
– Это ее кровать, – сообщила Эйприл, кивнув на ближайшую к двери койку. Не удержавшись, я села на нее. Просто, чтобы увидеть жизнь с точки зрения Мандей. Простыни были шершавыми и пыльными, как будто на них никто не спал целую вечность. Эйприл пристально смотрела на меня.
