Кем она станет, когда вернется в Якир и будет жить в доме отца, связанная законами Корана и традициями, установленными и навязанными мужчинами? Адриенна гораздо больше боялась не того, что ее поймают, бросят в темницу или казнят. Она боялась перестать быть той, кем так старалась стать, – настоящей американкой. Этот страх удерживал ее от того, чтобы дать обещание Филиппу выйти за него замуж. Этот страх не позволял ей произнести слова, столь легко слетавшие с уст других женщин. Она любила его, но любовь для нее не состояла из нежных слов, столь любимых поэтами. Любовь отнимала силу у стольких женщин, толкала их на компромиссы, на отказ от собственных желаний и потребностей, они жертвовали собой ради мужа и семьи. Адриенна же боялась такой любви.
Самолет пошел на посадку. Он накренился, и теперь казалось, что море движется им навстречу. Нервы Адриенны были натянуты – она положила руку на плечо Филиппа.
– Мы скоро приземлимся. Он мгновенно проснулся.
– У тебя еще есть время передумать, – сказал Филипп, уловив напряжение в ее голосе.
– Нет, я не могу.
Поднявшись, Адриенна направилась по проходу, чтобы открыть свою дорожную сумку.
– Помни, после того как мы выйдем из самолета, нас отвезут к терминалу в разных машинах. Там надо пройти через таможню. – Говоря это, Адриенна окутывала голову черным шарфом так, чтобы ни одна прядь волос не была видна. – Я не смогу увидеть тебя до тех пор, пока мы не окажемся во дворце, и не могу сказать, когда нам позволят увидеться. Встречаться вне дворца нам нельзя. Зато внутри его Правила для нас будут не такими строгими, потому что я полукровка и собираюсь замуж за европейца. Не подходи ко мне ни при каких обстоятельствах. Когда это будет возможно, я сама приду к тебе.
– Срок – сорок восемь часов.
Повязывая галстук, Филипп наблюдал, как Адриенна облачается в черный плащ, абайю, которая закрывала ее с головы до ног и выглядела убогой, как простая мешковина. И это больше, чем ее глаза или цвет кожи, делало ее похожей на мусульманку.
– Если по истечении этого времени ты не найдешь способа связаться со мной, я сам найду тебя.
– И в лучшем случае тебя депортируют.
В светлом пиджаке и шелковом галстуке Филипп выглядел очень по-европейски и внезапно показался Адриенне чужим. Пропасть между ними расширилась, и у нее больно кольнуло сердце.
– Ты во всем должен меня слушаться, Филипп. Я собираюсь провести в Якире не более двух недель и хочу уехать, увозя с собой ожерелье.
– Я предпочел бы, чтобы ты сказала «мы».
– Ладно, пусть будет «мы».
С тенью улыбки на губах она ждала, пока он наденет туфли.
– Ты должен постараться убедить Абду, что будешь мне достойным мужем. И поторговаться из-за выкупа.
Филипп шагнул к ней и взял за руки. Они были холодными как лед.
– И как ты думаешь, сколько ты стоишь?
– Ну, для начала можно оценить меня в миллион.
– В миллион чего?
Филипп облегченно вздохнул, увидев, что Адриенна еще может улыбаться. Пристегнув ремни, она ответила:
– Фунтов стерлингов. Если ты предложишь меньшую сумму, это будет для меня оскорбительным.
– Договорились.
Филипп вытащил из кармана коробочку. Кольцо, которое Адриенна увидела внутри, заставило ее отдернуть руку. Но Филипп удержал ее и надел кольцо с бриллиантом на ее средний палец. Он нарочно сделал это перед самым приземлением, чтобы у нее не оставалось времени для споров и препирательств.
– Можешь считать это частью выкупа, если хочешь.
В камне было больше пяти карат. Он горел льдисто-белым огнем, и Адриенна сразу же распознала в нем русский бриллиант чистой воды. Как и все хорошие камни, он был полон страсти и в то же время выглядел равнодушным и отчужденным. На фоне ее черной абайи бриллиант сверкал нестерпимым блеском.
– Тебе дорого обходится этот обман.
– Ювелир заверил, что будет более чем счастлив купить его у меня.
Адриенна вскинула на Филиппа глаза и увидела его улыбку как раз перед тем, как он закрыл ей рот поцелуем. И в этом поцелуе, как и в камне, был огонь, пылавший ярче и ярче. Самолет приземлился и заскользил по взлетной полосе.
На мгновение молодой женщине захотелось забыть обо всем, кроме этого кольца на пальце, таившего обещание, и поцелуя, полного соблазна.
– Я пойду первой, – твердо заявила Адриенна и, глубоко вздохнув, отстегнула ремень. – Будь осторожен, Филипп. Не хочу, чтобы твоя кровь запятнала «Солнце и Луну».
– Через две недели мы увидимся в Париже и отметим нашу встречу шампанским.
– Надеюсь, так оно и будет, – ответила она, опуская покрывало на лицо.
За долгие годы ее отсутствия Якир неузнаваемо изменился. Адриенна не могла поверить своим глазам: сверкая стеклом и сталью, стояли высотные здания, появились новые асфальтированные дороги. И все же, несмотря на современные шоссе и небоскребы, ей показалось, что город, будь на то воля Аллаха, снова может поглотить пустыня.
Все же многое здесь осталось по-прежнему. По дороге в город Адриенна заметила, что, несмотря на влияние Запада, новые дома и современные шоссе, нравы и обычаи почти не изменились.
Полуденная молитва уже закончилась, поэтому лавки и рынки были открыты. Хотя Адриенна подняла стекло в окошке машины, ее оглушили шум города, гортанная арабская речь и стук четок.
Женщины подходили к прилавкам группами или в сопровождении родственников-мужчин. За порядком на улицах ревностно наблюдала полиция нравов – матавейны с растрепанными, крашенными хной бородами и бичами из верблюжьего волоса. Сквозь тонированные стекла своего лимузина Адриенна наблюдала за западной женщиной, которой не в добрый час вздумалось закатать рукава и обнажить руки. К ней тут же бросились матавейны.
Нет, пусть для всех это были последние годы двадцатого века, жизнь в Якире так и не выбралась из средневековья.
Большинство домов строилось из глины, но их стены были увиты цветами. Окна же, как и всегда, забраны решетками, чтобы никто случайно не увидел женщин. Такие предосторожности принимались не потому, что женщин ценили и берегли, а потому, что их считали глупыми, сексуально озабоченными существами, которые были не в силах сдерживать свои порочные наклонности.
Лимузин миновал рынок и начал взбираться в гору. Дома, окруженные зеленью, выглядели элегантно. Один или два могли похвастаться роскошью – возле них простирались газоны, трава была аккуратно подстрижена.
У ворот дворца застыли часовые с ничего не выражающими взглядами. Здесь тоже мало что изменилось, хотя в детстве дворец казался ей более величественным. Блестели на жарком полуденном солнце оштукатуренные белые стены. Зеленая черепичная крыша по сравнению с ними казалась слишком яркой. Сверкали окна, большей частью закрытые шторами. Из почтения к Аллаху башни дворца, довольно высокие, были все-таки ниже минаретов мечети. Дворец окружали брустверы. Их построили для защиты от иноверцев и от собственных сограждан во время гражданской войны. За королевской резиденцией простиралось море.
