Душный воздух отдавал выхлопными газами. Солнце стояло в зените, земля была теплой. По сравнению с городом на той стороне прохода, все казалось оцепеневшим, застывшим. Однако исчезло ощущение подвешенного состояния, ощущение, что ты застрял в межмирье. Все происходило здесь и сейчас.
Когда глаза привыкли к свету, Абра осмотрелась. Вот тут-то она и заметила ноги мистера Генри. Он лежал на земле с другой стороны гробницы, на виду остались лишь его ступни.
Абра подползла ближе и потрясла старика за ногу. Руби двинулась следом.
– Мистер Генри? Мистер Генри!
Ноги его были испачканы в крови. Абра обошла усыпальницу, увидела старика и потрясенно замерла.
Его веки были закрыты. Пирсинг и татуировки словно застыли, из носа тянулась засохшая полоска крови.
Он что – умер?!
– Мистер Генри? – снова позвала его Абра, подползла к нему и взяла за руку.
– Ты справилась… – прошептал он, открыв глаза.
– Вы живы! – обрадовалась Абра.
– Полагаю, «жив» – понятие относительное, – пробормотал мистер Генри, застонал и попытался сесть.
Он уставился на Абру, и той показалось, он смотрит прямо ей в душу. Старик посмотрел на нее – по-настоящему посмотрел, – и Абре почудилось, будто он тут же догадался, через что ей пришлось пройти. Пусть и не в подробностях, но самую суть.
– Дни тянулись долго… – вздохнул мистер Генри.
– Нас поймали, – ответила Абра. – Древо было непросто отыскать. А Беатрис оказалась еще хуже, чем мы думали.
Старик кивнул. Потом спросил:
– А Лео?
Абра резко покачала головой, по щекам заструились слезы. Руби расплакалась.
– Мы проходим сквозь эти Врата, – нахмурился мистер Генри, – сквозь Врата, что нельзя открывать, а дальше… Дальше все не определено. Мы словно пригоршня пыли, брошенная на ветер: никто не знает, куда попадут пылинки…
– Никто? – шепотом уточнила Абра.
Старик улыбнулся и кивнул, точно вспомнив что-то важное:
– Ну конечно, кое-кто все же знает.
Абре так хотелось ему верить. Всем сердцем хотелось верить!
– Дни тянулись долго… – снова пробормотал старик.
Абра вздохнула, но промолчала.
– Долго я сидел возле усыпальницы на этом самом месте. День за днем, ночь за ночью. Как-то пошел дождь – холодный дождь среди лета, капли падали с неба, будто крошечные ледяные звезды. Я все ждал и ждал, но время шло, а надежда угасала.
Он засмеялся, и в смехе его сквозило недоверие:
– Я! Это я-то – терял надежду. – Он смущенно посмотрел на Абру, затем недоуменно отвел взгляд, словно увидел себя со стороны и не узнал. – Я и не думал, что снова тебя увижу. Терять надежду – словно перестать дышать. Сложно потом начать заново дышать самому.
Старик посмотрел на Руби и склонил голову набок.
– Дитя… – сказал он. Произнес всего одно слово – дитя, и все. Затем продолжил: – Я ждал, даже не надеясь, и вдруг надежда сама по себе вернулась. Я уже подумывал войти в гробницу и поискать тебя самому – стало интересно: что со мной произойдет в таком случае? Вдруг ни с того ни с сего из Врат, словно огненное ядро, вылетела Беатрис и сбила меня с ног. Мы начали сражаться. И хотя она была слабой, дралась отчаянно. Это был странный танец огня и вспышек света. Полагаю, соседи видели такое, что будет многие поколения подпитывать суеверия. – Старик усмехнулся, вытер кровь, которая текла из носа, тыльной стороной ладони и посмотрел на руку.
– Так что случилось с Беатрис? – спросила Абра.
– Она ушла… – отозвался мистер Генри. В голосе его не было победной радости.
Жилистым пальцем он указал на углубление в земле, похожее на то, что осталось после мистера Теннина.
– А как же Коли Наал? – спохватилась Абра.
Мистер Генри с отвращением покачал головой:
– Только представь – она сидела на стене и просто наблюдала за битвой. Смотрела, как мы катаемся по земле и разбиваем надгробия. Будто каменная горгулья! Когда она увидела, что Беатрис ушла, поняла, что все пропало, то сразу – вжух! – рванула в небо и исчезла.
Руби снова расплакалась. А мистер Генри, похоже, разволновался и никак не мог прийти в себя.
Абра сидела между ними и думала, что во всем виновата она.
– Прежде всего, – торопливо начал мистер Генри, будто сказал не все, будто боялся не успеть и хотел обязательно сообщить самое главное до того, как покинет этот мир, – достань меч и запечатай Врата.
– Как это сделать? – спросила Абра.
– Закрой дверь и проверни меч в замке. Потом проведи острием вдоль очертаний двери снизу доверху и так по всей щели.
– Только и всего?
– Только и всего.
Абра встала и пошла к двери.
Мистер Генри попытался подняться, но ничего не вышло, так что он прислонился к каменной стене усыпальницы и говорил с Аброй, выглядывая из-за угла.
Абра посмотрела на старика, тот кивнул, и она подняла меч, вставила в скважину и провернула клинок. В глубине что-то сдвинулось, будто заворчали сами недра земли. Абра вынула меч и провела острием вдоль щели по всему дверному проему. Клинок заскрежетал по камню, и на миг там, где концы линии сошлись, под кончиком меча, вспыхнувшим как горелка сварщика, зажглась яркая точка.
Руби все это время наблюдала, не сказав ни слова. Абра чувствовала на себе ее взгляд.
Жизнь Руби, вся ее прежняя жизнь, закончилась. Ей больше не вернуться в дом на Джеймс-стрит на Краю Вечности. Не увидеть отца, по крайней мере по эту сторону реки. Возможно, никогда.
Дверь гробницы Марии Лаво, дверь, что вела в загробную жизнь, отныне запечатана. Ни одному живому существу больше этим путем не пройти.
42
А по ту сторону прохода, в багряном мраке ночи, Сандра пыталась выбраться из города. Ее друзья пытались уклониться от сражения, но война была повсюду. В итоге выжила лишь Сандра.
Она побежала к грунтовке, гадая, правду ли сказал Лео, действительно ли Врата еще открыты. Но шагая в темноте по дороге, Сандра ощутила, как та содрогнулась, словно где-то произошло землетрясение. Вдали громыхнуло. Она сразу поняла: опоздала. Каким-то образом Сандра догадалась, что это закрылся проход. Она слышала эти звуки прежде – когда впервые прошла через тьму.
Этим путем выйти больше не получится.
Сандра почувствовала себя старой, словно уничтожение прохода прибавило ей лет. Она развернулась и направилась обратно в город. Даже грунтовка, по которой она сюда пришла, казалось, сузилась. Деревья подступили ближе к дороге, ветки стали более хрупкими. Оранжево-красное небо опустилось ниже – близилось утро.
