– Приятно слышать. Именно этого я и добивался.
– Что вы хотите сказать?
– Их написал я.
– Вы? Но когда?
– За последние несколько месяцев. В свободное время я пишу картины, это мое хобби.
– Расскажите о картине Ротко, которую Стефан купил у вас в 1988 году, после смерти вашего отца.
Элиот на мгновение задумался, прежде чем ответить.
– Хорошо. На самом деле Стефан Данвуди был мошенником.
– Вот как?
– К сожалению. В 1988 году, когда умер мой отец, я еще не знал об этом. Потому и попросил его оценить картину. Мне казалось, он был хорошим экспертом. Честным человеком. Стефан сказал, что эта картина – подделка, и купил ее у меня за бесценок. Много позже выяснилось, что ее написал Ротко. Мне было обидно услышать это, ведь я полагал, что хорошо знаком с его творчеством. Посмотрите на мои картины. Прошло много лет, а я все еще одержим им.
– Зачем вы сжигаете полотна?
– Я всегда уничтожаю свои картины через какое-то время.
– Но почему?
Элиот смотрел на тлеющие угли и молчал.
– Зачем вы их сжигаете? – повторила Таника.
– Потому что они никуда не годятся. – Казалось, Элиот говорил с огнем, а не с ней.
– Никуда не годятся?
– Да, они ужасны.
Он сказал это так тихо, что Таника решила, будто она ослышалась.
– Вы ведь учились в художественной школе.
– Туда может поступить каждый, у кого есть способности. У меня были способности. Но не было большего. Дара. Именно он делает человека уникальным, не таким, как все. Тем, кому есть что сказать.
Таника вспомнила слова Джудит о том, что Элиота в юности приняли в школу искусств, но его отец запретил сыну посещать занятия.
– Думаете, ваши работы были особенными, когда вы в первый раз пытались поступить в художественную школу?
Элиот оторвал взгляд от огня и посмотрел на Танику.
– Теперь я этого не узнаю. Никогда.
Пожалуй, только сейчас Таника увидела перед собой «настоящего» Элиота Говарда.
Не заносчивого, высокомерного мужчину, а скорее маленького запутавшегося мальчика. Таника напомнила себе, что и «маленький запутавшийся мальчик» порой способен совершить убийство. К тому же было довольно странно, что он сжигал эти работы именно сейчас, когда из дома Стефана пропала багетная рама от картины Ротко.
– Вы пытались проникнуть в дом Стефана после того, как поругались с ним в Хенли?
– Нет. Что вы такое говорите?
– Это вы проникли в его дом на прошлой неделе?
– О чем вы? Проник в его дом?
– Вы украли багетную раму с картины Ротко, что принадлежала мистеру Данвуди?
– Я впервые об этом слышу! Какая рама?
Таника вынуждена была признать, что Элиот, похоже, говорил совершенно искренне. Но если не он вломился в дом Стефана и украл багетную раму, кто же это сделал? Для кого и почему она могла представлять ценность?
Возле Таники появилась Дейзи с телефоном в руке.
– Детектив! – Таника и Элиот повернулись. – Извините, но я вынуждена просить вас уйти.
– В чем дело, дорогая? – спросил Элиот.
– Я позвонила нашему адвокату, и он сказал, что тебе следует отвечать на вопросы только в его присутствии. И полиция не имеет права вторгаться в наш дом без ордера.
– Но я лишь ответил на несколько вопросов детектива.
– Значит, это все, – тихо, но твердо произнесла Дейзи и повернулась к Танике. – А вы предъявите обвинения и покажите ордер. Или покиньте наш дом.
Требование женщины было справедливым. Таника не имела права находиться в чужом доме без соответствующих документов или без разрешения хозяев. Ледяной взгляд Дейзи свидетельствовал о том, что она не потерпит возражений.
Таника натянуто улыбнулась, извинилась и пошла в сторону дома. Внутри, за раздвижными дверями, она на мгновение остановилась и повернулась. Похоже, Дейзи читала мужу нотацию. Интересно, что же она говорила?
Глава 30
На следующий день в национальной газете была опубликована статья о тройном убийстве в Марлоу. К вечеру об этом вышло несколько телевизионных репортажей. СМИ захватили город. Площадь у здания Залов общественных собраний была заставлена микроавтобусами с антеннами на крышах; репортеры, съехавшиеся, кажется, со всего мира, пытались взять интервью у местных жителей – интересовались, чувствуют ли те себя в безопасности, когда по улицам города расхаживает серийный убийца.
Наступило тревожное время для всех, особенно для общественных деятелей: мэр города и преподобный Колин Старлинг пытались убедить местных жителей, прихожан, а с ними и весь мир в том, что Марлоу – тихое место, где не происходит ничего дурного.
Джудит пропала на пару дней, что позволило Сьюзи и Бекс некоторое время заниматься собственными делами. Но в понедельник утром она позвонила им обеим. Она попросила подруг бросить все и немедленно приехать к ней. Она утверждала, что женщины не поверят своим глазам.
– Я не верю своим глазам, – произнесла Сьюзи. Она стояла посреди гостиной Джудит рядом с Бекс.
Перед ними на покрытом зеленым сукном столе лежали полоски бумаги, украденные из кабинета Энди Бишопа. Джудит перебрала их, выпрямила загнувшиеся кончики и смогла воссоздать уничтоженный Энди лист бумаги.
– Как вам удалось? – Бекс была удивлена не меньше Сьюзи.
– Я же говорила, что смогу.
– Но здесь несколько сотен полосок! – не унималась Сьюзи.
– Верно. Своего рода пазл. Чем больше деталей занимают свое место, тем меньше деталей остается пристроить. Можно сказать, игра с нулевой суммой.
– Снимаю перед вами шляпу, – сказала Бекс и посмотрела на склеенный лист. – Признаюсь, я сомневалась, что у вас получится.
– И что же? – с нетерпением произнесла Сьюзи. – Что же на этом листке такого важного? Почему Энди уничтожил его сразу после вашего ухода?
– Это страница из «Борлейзеане».
– А что это?
– Журнал для мальчиков и девочек, учащихся в гимназии Уильяма Борлейза. Или когда-то учившихся там.
– Ничего не понимаю, – сказала Бекс. – Зачем Энди Бишопу так спешно уничтожать страницу из журнала?
– Посмотрите внимательнее и всё поймете.
Сьюзи и Бекс склонились над листком.
– Даже дышать на него страшно, – улыбнулась Бекс.
– Не беспокойтесь, – сказала Джудит. – Я не могла допустить, чтобы легкое дуновение ветерка свело на нет столько часов работы. Я приклеила каждый кусочек к полиэтиленовой пленке. Вы можете взять лист в руки и рассмотреть его с другой стороны. Вообще-то вы просто обязаны это сделать.
