— Отлично.
Пока она вытаскивала пробку, он смотрел на ее лицо и не видел никаких признаков страдания, пролитых слез, гнева.
Фиона разлила вино по бокалам, воткнула в розетку вилку крокпота.
— Пусть подогреется пару минут, — сказала она, слегка касаясь бокалом его бокала. — Итак, солярий.
— Что?
— Ты говорил, что я должна подумать о солярии с южной стороны. В кухне будет больше света. Почему?
— А… вместо той стены. — Он указал бокалом. — Она несущая. Придется заменить опорными колоннами. Пространство откроется, расширится. Может, высокая крыша со световыми люками. Большое окно, выходящее на лес. Полы из широких досок. У тебя появится место для большого стола.
— Ты говоришь так, как будто это так просто сделать.
— Не очень.
— Может, пора начать экономить. — Фиона глотнула вина, отставила бокал, достала из холодильника баночку оливок. — Ты знаешь о статье.
— Очевидно, ты тоже.
Фиона пересыпала оливки в мелкую мисочку.
— Джеймс прочитал ее утром, до того, как мы встретились, и рассказал остальным членам команды. Они так старались не затрагивать эту тему, что никто не мог сосредоточиться, и в конце концов они раскололись. А потом мы начали работать.
— Ты сама читала?
— Нет. — Она подтолкнула ему оливки. — Между прочим, это моя версия закуски. Нет, не читала и не буду. Не вижу смысла. Я не могу изменить прошлое, не могу изменить то, что происходит сейчас. Я знала, что это случится. Вот и случилось. Завтра это будет вчерашний день.
— Одна из возможных точек зрения.
— Сил прислала мне мой любимый суп. Она думает, что я расстроена.
— Наверное.
Фиона снова взяла свой бокал, свободной рукой ткнула в сторону Саймона.
— Ты точно знаешь, потому что она тебе сказала и уговорила приехать, чтобы я не сидела в одиночестве.
Собаки — счастливая лохматая свора — ворвались в кухню.
— Ты не одинока.
— Это точно. — Фиона почесала каждого пса, и они снова умчались. — Ты думал, что я расстроена… и не смог перехитрить Сил.
— А кому-нибудь это удается?
— Практически нет. Я огорчена, но контролирую свое настроение. В этом месяце у меня уже было два унылых дня, поэтому я не могу позволить себе еще один.
Сам того не желая, Саймон нашел ее признание очаровательным.
— А что, существует лимит?
— Для меня — да. И теперь у меня есть суп и… — Она сняла фольгу. — М-мм-м, розмариновый хлеб. Я счастлива. У меня есть мачеха, которая не пожалела времени, чтобы испечь мне хлеб, и сосед, который привез его, в общем-то, против своей воли, и собаки. Я не имею права грустить. Поэтому давай поужинаем и поговорим. Но спать я с тобой после этого не буду.
— Соблазняешь и динамишь.
Фиона чуть не поперхнулась вином.
— Ты этого не говорил.
— Что я не говорил?
Фиона рассмеялась:
— Видишь? Это лучше, чем уныние. Давай ужинать.
Она разлила по тарелкам суп, нарезала на доске хлеб, наполнила мисочку каким-то соусом. Зажгла свечи.
— Свечи не для соблазнения, а чтобы еда казалась вкуснее.
— А я думал, чтобы я выглядел лучше.
— Ты и так красивый. — Фиона улыбнулась, зачерпнула ложкой суп. — За Сильвию.
— Хорошо. — Саймон попробовал. — Погоди. — Попробовал еще. — Действительно вкусно. Как в итальянском ресторане.
— Ей бы понравился твой комплимент. В последнее время Сильвия пристрастилась к тофу и необычным сортам риса, но, когда дело доходит до минестроне, она — гений. Попробуй хлеб.
Саймон отломил кусок, обмакнул в соус.
— Она звонила твоей матери.
— О-о-о… — Огорчение затуманило ясные синие глаза. — Я должна была догадаться. Я позвоню им обеим позже и скажу, что со мной все в порядке.
— И хлеб вкусный. Моя мать тоже печет хлеб. Это для нее вроде хобби.
— И я умею печь. Покупаешь тесто для печенья в трубочках, разрезаешь, суешь в духовку.
— А мой конек — замороженная пицца.
— Еще одно замечательное умение.
Саймон принялся за суп.
— Все разведенные, кого я знаю, ненавидят заинтересованные стороны. Или, по меньшей мере, относятся к ним с холодным презрением.
— Мой отец был очень хорошим человеком. Моя мать — чудесная женщина. В какой-то момент они просто перестали быть счастливы вместе. Я знаю, что были ссоры, обиды, возможно, обвинения, но, по большей части, улаживалось все, что можно было уладить. И все равно некоторое время было невыразимо больно. А потом боль ушла, потому что папа был замечательным, а мама чудесной, и все снова стали счастливы. И, как ни странно, снова начали хорошо относиться друг к другу. А потом папа встретил Сил, и они были… ну, вместе они были просто изумительной парой. Сил и мама не спешили, пытались узнать друг друга получше… из-за меня. И у них все получилось. Они просто понравились друг другу. Каждый год в годовщину папиной смерти мама посылает Сил цветы. Подсолнечники, папины любимые. Ну, хватит. — Сил на мгновение закрыла глаза, надавила пальцами на веки. — А то я сейчас разрыдаюсь.
Саймон не успел заговорить, поскольку собаки вернулись на кухню. Почувствовав запах еды, Джоз пулей подлетел к столу, обхватил лапами ногу Фионы и заскулил.
— Прочь. — Фиона щелкнула пальцами, указала на пол. Джоз сел, но хвост энергично рассекал воздух, а глаза сияли предвкушением. Фиона с укором посмотрела на Саймона. — Ты кормишь его со стола.
— Возможно. Он достает меня, пока…
Саймон осекся, поскольку Фиона, возмущенно выдохнув, ушла в кладовку и вернулась с жевательными косточками. Одной для Джо и по одной для трех псов, с жалостью взиравших на щенка.
— Это ваше. Угощайтесь. — Фиона положила косточки в другом конце кухни и повернулась к Саймону. — Отвлечение, замена, дисциплина. Пока ты уступаешь и кормишь его со стола — а человеческая еда ему вредна, — он будет попрошайничать. И, вознаграждая плохое поведение, ты поощряешь его занудство.
— Да, мамочка.
— Продолжай в том же духе, и он научится красть твою еду. Среди моих учеников попадались и такие, кто сжирал индейку в День благодарения, баранину, приготовленную на ужин, или рождественскую ветчину только потому, что им не привили хорошие манеры. А один украл соседские стейки прямо с гриля.
— Может, он выполнял команду «апорт»? Это хороший навык.
Фиона погрозила ему ложкой.
— Запомни мои слова. Что еще интересного, кроме пня?
