Так будет всегда, думала она, кладя голову ему на плечо. С ним не заскучаешь.
Он не даст ей покоя. Но он был ее судьбой, и она знала это с самого начала. Она чувствовала такую близость к нему, будто они много лет были женаты.
Она долго лежала без сна, слушая его дыхание. «Он никогда не изменится», — сказала она себе. Она теснее прижалась к нему, чтобы почувствовать его запах. Шейн знала, что она на всю жизнь запомнит каждый миг, каждое слово, сказанное ими сегодня. Время не сотрет память о ее чувствах.
Вздохнув, она запечатлела невесомый поцелуй на его губах и подумала, не видит ли он ее во сне. Она хотела его, поэтому, закрыв глаза, пожелала, чтобы он тоже ее хотел. Затем осторожно высвободилась и соскользнула с кровати. Их одежда в беспорядке валялась на полу. Надев рубашку Вэнса, Шейн вышла из комнаты.
На подушке остался ее запах. Вэнс уснул с ощущением этого запаха. Он очень подходил Шейн: свежий, чистый аромат с нотой лимона. Даже во сне Вэнс был полон ею. Он повел затекшим плечом, где лежала ее голова, и понял, что один. Открыв глаза, он позвал ее.
Он испытал то же чувство потерянности во времени и пространстве, что и Шейн. Комната была залита тусклым лунным светом, и сначала он подумал, не приснилось ли это все ему. Но простыни, хранившие тепло ее тела, и запах остались с ним. Нет, это не сон, с облегчением понял он. Снизу потянуло жареным беконом. Он улыбнулся. До него донесся голос Шейн, напевающей какую-то простую песенку.
Она была на кухне. Вэнс лежал и прислушивался. Хлопали дверцы буфета, журчала вода, сильнее запахло беконом. Сколько же ему пришлось ждать, чтобы это случилось? Он и не подозревал, что ждет, но сразу понял, когда нашел ее. Она заполнила пустоту, которая годами грызла его, залечила старую гнойную рану. Она стала ответом на все его вопросы.
«А что ты ей дашь?» — требовательно спросила его совесть. Вэнс закрыл глаза. Он слишком хорошо себя знал, чтобы притворяться, будто с ним у нее будет спокойная, безмятежная жизнь — при его-то необузданном темпераменте и обширных обязанностях. В его жизни, в прошлом, настоящем и будущем, было слишком много сложностей. Даже эта их первая ночь должна была омрачиться присутствием нежелательной тени. Он должен рассказать ей об Амелии. Он думал об этом со смесью злости и страха.
К черту страхи, решил он, вскакивая с постели. Ни бывшая жена, ни требования ненасытного бизнеса не встанут между ними. Шейн сильная и все выдержит, решил он, гоня сомнения прочь. Да, у него есть прошлое, но оно было до встречи с ней! Ее, возможно, шокирует правда о том, что он президент мультимиллионной компании, но это будет приятная неожиданность. Он расскажет Шейн все без прикрас. И затем предложит ей выйти за него замуж. Если ему придется изменить что-то в работе, то он готов. В конце концов, он пожертвовал мечтой своей юности ради блага компании, но Шейн он не собирается жертвовать.
Натягивая джинсы, Вэнс раздумывал, как лучше ей сказать и — что еще важнее — как объяснить, почему он должен ей это рассказать.
Шейн добавила щепотку чабреца в суп из консервов, который разогревала, и, поднявшись на цыпочки, потянулась за глубокой тарелкой, стоявшей на полке. Рубашка задралась, оголив ее бедра. У нее были спутанные волосы и румяные щеки. Вэнс стоял в дверях, наблюдая за ней. Затем, в три широких шага, очутился у нее за спиной, обхватил за талию, уткнулся лицом во впадинку на шее.
— Я люблю тебя, — хрипло пробормотал он. — Боже, как же я люблю тебя!
Не успела она ответить, как Вэнс повернул ее и стал целовать. Ошарашенная, Шейн вцепилась в него, ноги у нее ослабели. Она отвечала на его поцелуи с равной страстью, пока он не отпустил ее. Вэнс взглянул на нее с высоты своего роста и улыбнулся.
— Если хочешь свести меня с ума, просто надень мою рубашку.
— И как же я раньше не догадалась! — Шейн обвила руками его шею. — Я подумала, что ты проголодаешься. Уже десятый час.
— Ну, я спустился на запах, — объяснил Вэнс.
— Ах! И только поэтому?
— А почему еще?
Ее ответ потонул во взрыве смеха.
— Мог бы придумать еще что-нибудь!
— Если ты настаиваешь, то я скажу, что соскучился по тебе. — Он целовал ее, пока она не начала задыхаться. — Что я проснулся и потянулся к тебе, потом лежал и слушал, как ты хозяйничаешь на кухне, и думал, что я никогда не был таким счастливым. Это годится?
— Да…
Его руки скользнули под просторную рубашку. На сковороде шипели и подпрыгивали ломтики бекона.
— Перестань, а то еда подгорит.
— Какая еще еда? — Ему нравилось, что она раскраснелась и, тяжело дыша, вырывается от него.
— Томатный суп с моей фирменной приправой и сэндвичи-премиум с беконом.
Он не отпустил ее, снова уткнулся лицом ей в шею.
— Пахнет вкусно. И ты тоже.
— Да это твоя рубашка! — воскликнула она, выкручиваясь из его рук. — Она пахнет стружкой. — Шейн ловко выложила шипящий бекон на тарелку, чтобы стек жир. — Если хочешь кофе, то вода еще горячая.
Вэнс наблюдал, как она готовит их скромную трапезу. Ее присутствие все меняло. Он ведь и сам частенько занимался тем же, но Шейн наполнила кухню жизнью. Он, конечно, все отремонтировал и отделал, но дом был пуст, теперь он это понимал и чувствовал, что без нее он всегда будет пуст.
Без нее у него вообще не будет жизни. Ему припомнился большой белый дом в престижном пригороде Вашингтона — дом, который он купил для Амелии. Там был овальный плавательный бассейн, образцовый розарий с выложенными плиткой дорожками, теннисный корт. Две горничные, садовник и повар. Когда Амелия была жива, у нее была третья, ее личная горничная. Ее гардеробная была больше, чем эта кухня. Там была гостиная с горкой из розового дерева, которая наверняка понравится Шейн, и тяжелые дамастовые шторы, которые она забракует.
Но потом Вэнс подумал, что он туда не вернется, не заставит Шейн жить с призраками. Однако сначала он расскажет ей о своей прошлой жизни и о работе. А уж тогда вчерашний день можно будет похоронить.
— Шейн…
— Садись, — велела она, разливая суп по тарелкам. — Я просто умираю от голода. Я сегодня без обеда, потому что как раз в это время торговалась за чудесный шеридановский столик. Часы мне обошлись дороже, чем рассчитывала, но я выиграла на столе и солонках.
— Шейн, мне нужно с тобой поговорить.
Она разрезала сэндвич надвое.
— О'кей, говори. Я могу слушать, говорить и есть одновременно. Ой, я возьму молоко. Даже на мой вкус этот растворимый кофе ужасен.
Она бегала туда-сюда, ставила на стол посуду, заглядывала в холодильник. Вэнс снова вспомнил свою жизнь до нее — спешка, требования, нелюбимая работа… Если ее не будет… Нет, эта мысль была ему невыносима.
— Шейн. — Он заставил ее остановиться, ухватив за руки. Она с удивлением посмотрела на него. — Я люблю тебя. Ты мне веришь? — Он больно сжал ей руки, но она не подала виду.
