Енка засмеялась и пошла следом, держась за руку.
Через часа два послышался топот стада бизонов (а кто ещё будет так топать?) и в кабинет затарабанили. Высунувшая из-под одеяла нос Енка посмотрела смеющимися глазами на Петруса:
— Откроешь?
— Ну, нет! Одеваемся!
Они бросились одеваться и Енка успела первой. И как раз вовремя — дверь распахнулась и близняшки радостно сообщили:
— У нас торт готов!
— Вот это у нас и тооорт получился!
— Вы, прям, удивитесь!
— Пошли, пап, мам…ой!
Енка обняла Эльку и тут же подскочившего Мэйчика:
— Любимые мои! Можете называть уже так, мамой, мы скоро всё равно поженимся. Так что — тренируйтесь.
— Ура! А когда жениться будете?
— А где свадьба? В храме?
— А…
— Тихо! — рявкнул отец, сурово сдвинув брови. — В малую залу — шагом марш!
— Дети, ведите, раз всё готово, торт ждёт нас!
Они сразу ухватили её с двух сторон и потащили в обеденную залу. Енка, хихикая, оглянулась на почти мужа и побежала с ними. В зале, в центре стола, на огромном блюде возвышался торт. Они подвели Ену к нему и стали хвастаться:
— Вот это… Видишь, надпись? Это я сделала!
— А я лопаточкой приглаживал бока! Смотри, как ровно! И вот эту полосочку вокруг — тоже я!
Упс… И что там? Она, учила, конечно, с Петрусом, но маловато как-то…
— Ну, какие молодцы! Красота какая! Слова очень трогательные! — выкрутилась она. Дети просияли, похлопали друг друга по ладошкам и уселись с двух сторон от Ены. Петрус притворно вздохнул:
— Как ты появилась, меня совсем забыли эти детишки.
Мэй тут же подскочил:
— Папа! Папа, я к тебе сяду, чтобы ты не скучал! — и пересел к нему.
— А леди у нас остались неохваченными, — сказал граф, но тут же возник сзади обеих леди сэр Бэрримор:
— Я позабочусь, милорд.
Петрус хмыкнул и кивнул. Ена осмотрела величину торта и покачала головой: — Нам даже вчетвером его есть неделю. Может, отдадим на кухню остатки?
— Разумеется, они потому такой и сделали, — засмеялся граф.
— Ладно, пробуем?
— Папа, давай режь уже, я очень хочу попробовать торт, который испекли мои несносные, но жутко любимые, детки!
Дети хихикали и подпрыгивали от нетерпения. Уж торт точно они делали впервые. Ну, как делали… Тихезис, самый тощий слуга в замке, разливал лордам вино из того самого кувшина с драконьей головой, а детям — сок, по запаху похожий на клубнику, из другого, у этого была ручка-дракон.
Клубничкина фыркнула, глядя на кувшины — сплошные драконы! Она помнила, что у них нет оборота, по каким-то причинам боги отказали им в этом уже лет сто, но, видимо, традиции и тоска по образу оставались сильны. Потом спросит подробности. Конечно, торт был выше всяких похвал! Виновница торжества расхваливала всех — и повара, и помощников. Съев кусочек, поняла, что больше не сможет. Быстренько глотнув вина самую малость, попросила налить сока. Он, действительно, оказался клубничный, и ей пришёлся по вкусу.
— Петрус, а есть ещё такой сок? Очень вкусный!
— Сделаем, — кивнул он.
Торт унесли, дети умчались, но с требованием прийти к ним в детскую, что Енка и пообещала. И тут же, дождавшись, когда за ними закроется дверь, спросила шёпотом, то и дело оглдываясь на двери:
— Что они там написали на торте?
— Эх, неуч, так и не выучила.
— Кто-то плохо учил, думал всё время не о том!
— Ладно, ладно, сдаюсь! — засмеялся граф, — там написано: “Хорошего дня, мама!” Вот.
Енка поморгала в смущении, но была довольна. Они ещё посидели вдвоём в опустевшей зале, усевшись рядышком. Никто не мешал им, и они, наконец, поговорили спокойно. Девушка рассказала поподробнее, как вышла из дверей в аэропортовский вокзал, как тут же забыла, где была, и куда намеревалась лететь вообще.
— Представляешь! До сих пор мурашки по спине! Хорошо, на меня наткнулся мой… отец. Спасибо ему. Я поехала в отель, а он увязался за мной и мы поселились даже в одном номере. Так неожиданно… вдруг заиметь отца уже в приличном возрасте…
Об их спорах, ругани и о том, что к ней там приставали, угрожали и даже хотели снять перстень, Клубничкина скромно промолчала, но продолжила рассказывать про отца.
— Я ему не сильно поверила. И даже, когда маме фото отправила, а она подтвердила, что это он, не поверила. Ну, или… скорей, психанула. Удрала от него и хотела улететь уже домой, как и собиралась, к маме. А он меня нашёл в аэропорту. Как??? Там столько народу, а он всё равно нашёл, — она шмыгнула носом.
— Ты скоро так же будешь всех находить, — довольно откинулся на спинку стула Петрус, вытерев салфеткой её слёзки. — Раз ты тоже из нашего, драконьего, рода, то всё проснётся постепенно. Я думаю, ближе к родам. Интересно, кто там? — он нагнулся и прижался ухом к плоскому животу.
— Через девять месяцев узнаем.
— Почему через девять? Наши женщины ходят всего семь.
— Серьёзно? Слава богам вашим, что не как слонихи! — рассмеялась обрадованная Ена, — полгода — совсем ерунда! Петрус, послушай. А у отца моего родители остались живы, не знаешь?
— Даже не знаю, он же Виторуса был приятель всегда. А зачем тебе?
— Ну, как, они мои, получается, дедушка и бабушка, а мы же свадьбу играть будем. Надо, наверное, их пригласить… — Ты права… Я об этом и не подумал.
- Наверное, и ваших в Горынычем родителей надо позвать. — Хаха! Это и не обсуждается! Конечно, позовём! Знать бы, из какого рода твоя мать. Можно было бы и их обрадовать, что дочь жива. Как её зовут?
— Анна Тулиевна Клубничкина.
— Хм… Это имя мне ни о чём не говорит…
— Ну, как-то она говорила, что мой отец называл её Аннарэн.
— Это значит… солнечная. Тули-ев-на… Тул… Знаешь, был у нас с таким именем один дракон… Правда, имя звучало Туалли Мансикк. А мансикка — это… клубника… Вот! Может, это и он. Если принять во внимание, что твоя мама фамилию перевела на ваш, то сходится. Слушай, завтра всё равно в храм ехать надо, наведу справки заодно.
— Может, и нас возьмёшь с детьми? Я у вас ещё нигде не была. А так — прогуляюсь. В Калининграде так и не получилось погулять.
— Отличная идея! Это ты хорошо придумала! И в “Дракончике” посидим, и в парке погуляем.
Ена засмеялась:
— Дракончик — зелёный который?
— Да, этот, детское ластен тало. Они любят туда ходить. Но, представляешь, я с ними там был только пару раз, не больше. А с матерью и вовсе ни разу. Только с Зоненграфтом или гувернантками, может, ходили, развлекались. Видимо, я тоже был так себе отцом.
