— Ну, как бы ты увидела за дверью, — он потёр ушибленное плечо и махнул рукой, — беги уж, куда бежала. — Леди Йена, вы готовы? О, вы обворожительны! Но чего-то не хватает… — он, сделав беглый осмотр, остался доволен, но прищурил один глаз, видимо, соображая, чего именно не хватает.
— Ах, милорд, видимо, шляпки, — сделала книксен Ена.
Мэйнард с любопытством заглянул в дверь:
— Здорово! Вы такая красивая!
— Мне сейчас ещё будут делать причёску. Может, надену шляпку и не надо ничего делать?
— Э… дорогая… А вдруг нас в гости позовут?
— А, вон чего… Я такой вариант не рассматривала. Ладно, пусть тогда делают. А шляпка хоть подойдёт к платью по цвету, фасону?
— Я сейчас принесу! — крикнул Мэй и умчался.
— Лониэлла, не хочешь помочь брату? — интересуется граф, подняв одну бровь. Девочка посмотрела на Ену, на отца, кивнула, хихикнув, и быстро умчалась за братом.
— Йена… Я в восторге! Тебе так идёт такое платье… длинное! Ты — просто герцогиня в нём!
— Баронесса, к вашим услугам, — засмеялась девушка,
— Скоро мы это исправим… графиня Льёнанес. Звучит?
— Кончено, Я уже знаю, что это значит, поэтому очень довольна!
— Да? Дети перевели?
— Нет, ты сам сказал, — она засмеялась, — забыл?
— Я с тобой всё на свете забываю…
Он притянул её к себе и поцеловал, но только и успел, что прижаться к её губам. В двери постучались:
— Леди… К вам можно?
— О, это мои парикмахеры пришли!
— Удаляюсь, — он поцеловал её пальчики и ушёл.
Зашли сразу три женщины — одна молоденькая и две уже в возрасте, лет сорока на вид. Эти были опытные и работали с волосами решительно, но осторожно, а девушка, лет шестнадцати, ещё пугалась всего, стеснялась, и была только помощницей — подай, принеси, подержи. Сначала волосы долго расчёсывали, смазывали, разделяя на пряди и удивляясь их оттенку:
— Первый раз вижу такие волосы! — сказала негромко одна, та, что расчёсывала. Вторая, наносившая то ли мазь, то ли мастику, поддакнула:
— Необычные, серые.
— Пепельные, — не выдержала Енка. — Этот оттенок называется пепельным.
Они переглянулись, но дальше развивать тему не стали. В результате их трудов, волосы были уложены наверх, подзакручены, подколоты заколками с камнями под цвет наряда и ещё предполагалась шляпка, которую почему-то очень долго нёс Мэй. Но так и не принёс. Видимо надевать надо будет, всё же, внизу.
— Всё, леди, готово, — сказала одна из них, видимо, старшая, и все три отошли от неё на почтительное расстояние, склонив чуть ниже головы и сложив ручки на животе. Ена встала и подошла к зеркалу. Ну, что… Волосы “сидели” на голове, как влитые. Она даже подумала, что их мастика, скорее, напоминала лак для волос, типа “Шварцкопф” или “Прелесть”, чем какую-то притирку. Поблагодарив мастериц парикмахерского дела, она достала косметичку, и, присев у зеркала, стала наносить макияж, попутно косясь на женщин, которые всё ещё стояли позади неё. “Сделав” два глаза, обернулась в недоумении:
— Вы ещё не закончили? Девушки, вы не стесняйтесь, говорите, я, может, что-то делаю не то?
— Вы… сами наносите на лицо крема, помаду… Мы могли бы помочь в этом.
Она закусила губу. Развернулась к ним полностью.
— Я умею это делать сама и неплохо. Другое дело — позволительно ли делать так, как я это делаю. Хорошо, доверюсь вам, а там посмотрим.
Они тут же приступили к работе, попутно интересуясь её косметикой:
— А это что? А это для чего?
Ресницы они, оказывается, не красили, только стрелки рисовали, а в ходу были накладные ресницы. И теперь с любопытством рассматривали её две туши — чёрную и синюю. Несколько раз вытаскивали кисточки, вертели, нюхали, примерялись к своим ресницам и хихикали. Закончили наводить ей красоту и, наконец, попрощались.
Уф… Как, всё же, сложно контактировать с другими людьми в этом мире, не своими, замковыми. Со своими уже так сдружились, что и не обращала внимания, что сказала или сделала не так. “Надо брать уроки. У кого только? Петрус по женским делам навряд ли поможет. Может, Лиз?”
Дверь открылась и Петрус собственной персоной появился в проёме.
— Леди? Вы готовы?
— Да, милорд, — так же чопорно ответила она, слегка присев, и оба засмеялись. — Я бы уже давно была готова, если бы не эти вдруг возникшие женские штучки. — Ну, раз всё закончили… — он вновь придирчиво осмотрел её со всех сторон, от причёски до её шпилек на ногах и покачал-таки головой, — баронесса, вы снова на своих палочках. Смотрите, долго будем ходить, устанете ведь.
— Ну, как только устану, попрошусь на ручки, — фыркнула она.
— А… вот вы стратег, — он притянул её к себе и поцеловал.
— Петрус, ты съел мою помаду, — выдохнула она, когда он оторвался от её губ. — Ну, намажешь же снова? Очень красивая, тебе идёт необыкновенно!
— Угу… пусти к зеркалу, а то так намажу, буду на клоуна похожа.
Но он не спешил отпускать:
— Кто такой клоун? — пожевал её ухо, отчего Ена захихикала и поёжилась.
— Это такой разукрашенный и разодетый в яркие одежды мужчина-артист вооот с таким красным носом! — она сделала кулак и показала ему, приставив его к носу. — Развлекает публику шутками, фокусами.
— А, понял! Это пеллет* по-нашему, они на ярмарках часто бывают. Ну и на праздниках. Может, сегодня в парке увидим.
Дверь с треском распахнулась:
— Пап, мам! Нам давно пора ехать! Уже и карета стоит у ворот!
Они подпрыгнули оба от неожиданности и Енка от испуга прикусила кончик языка. Быстро юркнув из объятий к зеркалу, мазнула почти не глядя по губам помадой и, сунув её в клатч к остальной косметике, помчалась к детям:
— Как вы меня напугали! Ну, снусмумрики, я вам отомщу! Сказки ни за что ни одной не расскажу!
— НЕЕЕТ! Только не это! Можно мне не покупать сладкого? Я согласен!
— А я, а я… Я буду слушаться…
— Ха, как будто ты и так не слушаешься.
— Да, я могу… А так не буду.
Они уже неслись по коридору вниз, а Петрус шёл следом, улыбался и слушал их перепалку.
Внизу все выстроились перед входом. Всё же, леди Йена первый раз отправлялась на прогулку. Как только Ена оказалась в холле, сразу увидела своеобразную вешалку с плечиками и “головой” в виде кругляша, с водружённой на нём шляпкой. Это было самое настоящее чудо в перьях. Она замерла, вытаращив глаза, а все вокруг замерли, глядя то на неё, то на это чудо и ждали. У близняшек глазки были хитрые-хитрые, а граф смотрел на неё с лукавой улыбкой.
