– Дочери все должно было перейти только в том случае, если бы муж умер раньше Тинки. В этом случае предусматривалось назначение опекуна, который бы распоряжался имуществом до совершеннолетия Энни.
– А Дэннис был об этом в курсе? – спросил Мейер.
– Понятия не имею.
– У него была копия завещания супруги?
– Не знаю. Лично я ему ничего не посылал.
– Сколько копий завещания вы отправили Тинке?
– Две. Оригинал находится у меня в офисе в сейфе.
– Это она сама попросила отправить ей два экземпляра? – спросил детектив.
– Нет. Просто в нашей компании при составлении завещаний мы поступаем именно так. Отправляем клиенту два экземпляра. Подавляющее большинство один экземпляр оставляет дома, чтобы в случае необходимости было с чем свериться, а другой кладет в банковскую ячейку. У нас, по крайней мере, именно так.
– Мистер Садлер, мы тщательно обыскали всю квартиру Тинки, но никакого завещания там не нашли.
– Что ж, она вполне могла его отправить бывшему мужу. Ничего необычного в этом я не вижу.
– Да? – удивленно поднял брови Мейер.
– А почему бы нет? Они, знаете ли, в хороших отношениях. Ну и, кроме того, не будем забывать, что единственным наследником назван именно он. Полагаю, что Тинка хотела его об этом известить.
– Занятно, – задумчиво произнес детектив. – И много она оставила мужу?
– Ну, во-первых, нельзя забывать о картине.
– Какой картине?
– Я о Шагале, – пояснил адвокат.
– Я вас не понимаю.
– Я говорю о картине работы Шагала, – промолвил Садлер. – Тинка ее купила много лет назад, когда только начала зарабатывать серьезные деньги в модельном бизнесе. Думаю, сейчас она стоит около пятидесяти тысяч долларов.
– Внушительная сумма.
– Согласен. – Надев спортивные шорты, Садлер принялся натягивать черные перчатки, всем своим видом давая понять, что хотел бы побыстрее выйти на поле.
Мейер притворился, что ничего не замечает.
– А что скажете насчет остального имущества? – спросил детектив.
– А больше у нее ничего не было.
– Как так? – изумился Мейер.
– А вот так. Единственной по-настоящему дорогой вещью была картина Шагала. Остальное – мебель, кое-какие украшения, одежда, личные предметы. Ничего серьезного.
– Давайте начистоту, мистер Садлер, – нахмурился Мейер. – Насколько я понимаю, Тинка Сакс зарабатывала в год около ста пятидесяти тысяч долларов. И вы утверждаете, что из всего имущества, оставшегося после ее смерти, единственной стоящей вещью является картина Шагала, цена которой пятьдесят тысяч?
– Именно так.
– И как вы это объясните?
– Никак. – Садлер развел руками. – Я же состоял при ней адвокатом, а не финансовым консультантом.
– Хорошо, и в этом самом качестве – адвоката – вы просили ее при составлении завещания указать все имеющееся в ее распоряжении имущество?
– Естественно.
– И что она указала?
– Только то, что я вам сейчас перечислил.
– Когда вы составили для нее завещание?
– Окончательная версия была готова к двадцать первому марта. Именно эта дата и стоит в документе.
– К двадцать первому марта? – переспросил Мейер. – Вы хотите сказать, что дело было в прошлом месяце?
– Совершенно верно.
– Как вы думаете, почему она вдруг решила его составить?
– Понятия не имею, – развел руками адвокат.
– Может, ее беспокоило состояние здоровья?
– Она мне не казалась больной. Нет-нет, – Садлер покачал головой, – со здоровьем, по крайней мере чисто внешне, у нее все было в порядке.
– Ее ничего не тревожило? Не могла она подозревать, что с ней что-то случится?
– Пожалуй, нет, – задумчиво произнес адвокат. – Я бы сказал, что она была очень напряжена. Но встревоженной или напуганной я бы ее не назвал.
– А почему она была напряжена?
– Не знаю.
– Вы ее об этом спрашивали?
– Нет, не спрашивал. Она пришла ко мне с просьбой составить завещание. Я его и составил.
– Скажите, – Мейер провел рукой по лысой голове, – а раньше, до составления завещания, вам приходилось оказывать ей услуги юридического характера?
– Да. Когда-то у Тинки был дом в округе Мэвис. Потом она решила его продать. Я занимался оформлением бумаг.
– И когда это было? – прищурился детектив.
– В прошлом октябре.
– Сколько она получила за дом?
– Сорок две тысячи пятьсот долларов, – не задумываясь ответил Садлер.
– А она сама его приобретала в кредит?
– Да. Пятнадцать тысяч ушло на его окончательное погашение. Остальное досталось ей.
– Получается… – Мейер замялся, вычитая в уме. – Получается, что в итоге от продажи дома она получила двадцать семь тысяч пятьсот долларов?
– Именно так.
– Наличными?
– Да.
– И куда делись эти деньги, мистер Садлер? – поинтересовался детектив.
– Именно этот вопрос я задал, когда мы начали работать над завещанием. Меня, видите ли, беспокоил вопрос о налогах за сделку купли-продажи, ну а кроме того, мне было необходимо узнать, кто унаследует деньги, вырученные за дом. Однако она сказала, что все деньги уже потратила. На личные нужды.
– Потратила? – вытаращил глаза Мейер.
– Да. – Садлер пожевал губу. – Мистер Мейер, я прихожу сюда только два раза в неделю, а временем своим я очень дорожу. И надеялся…
– Прошу меня извинить, я вас задержу еще совсем ненадолго. Я просто пытаюсь понять, что Тинка сделала с полученными за дом деньгами. По вашим словам, от этой суммы к моменту ее смерти не осталось даже ломаного гроша.
– Я всего-навсего пересказываю вам то, что услышал от нее. Она сама составила список своего имущества, а я лишь внес его в завещание.
– Мистер Садлер, вы позволите при случае на него взглянуть?
– Разумеется, – пожал плечами адвокат, – только он у меня в кабинете – лежит в сейфе, а в офис я сегодня больше не собирался. Если вы сочтете возможным заглянуть ко мне утром…
– Я надеялся увидеть его, прежде чем…
– Я уже пересказал вам его содержание и, уверяю вас, ничего при этом не утаил, – перебил Мейера Садлер. – Еще раз повторюсь – я был ее адвокатом, а не финансовым консультантом.
– Кстати, а такой консультант у нее был?
