– Зачем так рано?
– Мне на работу.
– Мы думали, ты безработный, – хмыкнул Уиллис.
– А я уже устроился на работу. Как вы ушли, так и устроился.
– И что за работа?
– На стройке. Чернорабочим.
– Тебе помогли на бирже труда? – спросил Хэл.
– Ага.
– Кто ведет строительство?
– «Эрхард энджиниринг».
– Где стройка? В Риверхеде?
– Нет, – Энтони покачал головой, – в Изоле.
– Во сколько ты вернулся домой? – вступил в разговор Браун.
– Значит, та-ак… – протянул Ла-Бреска. – С биржи труда я вышел где-то около часа. Потом пошел в бильярдную на Саус-Лири, раскатал пару партеек с ребятами. Потом часиков в пять-шесть вернулся сюда, домой.
– Что ты делал после того, как пришел домой?
– Он ел, – ответила за сына Кончетта.
– Потом?
– Посмотрел немного телик, потом пошел спать, – пожал плечами паренек.
– Кто-нибудь, кроме матери, сможет подтвердить твои слова?
– Дома, кроме нас с ней, никого не было. Вы ведь об этом спрашиваете?
– Тебе вечером кто-нибудь звонил?
– Нет. – Энтони покачал головой.
– То есть мы просто должны поверить тебе на слово? – фыркнул Уиллис.
– Он говорит правду. Даю слово, – поддержала сына Кончетта.
– Слушайте, я вообще не врубаюсь, чего вам от меня надо, – вздохнул Ла-Бреска. – Я вам все выложил как на духу. Честно-честно. Что вообще случилось?
– Ты новости по телевизору смотрел?
– Не-а, похоже, меня вырубило до новостей. А что? Чего случилось-то?
– Я хожу в его комнату и выключаю свет в десять тридцать, – заявила Кончетта.
– Не знаю, чего там у вас стряслось, но я не имею к этому никакого отношения, – промолвил Энтони.
– Я тебе верю, – кивнул Уиллис. – А ты, Арти?
– Я тоже, – отозвался Браун.
– Но при этом нам нужно тебя кое о чем расспросить, – продолжил Хэл. – Ты это понимаешь?
– Да все я понимаю, – поглядел на него Ла-Бреска, – только вот… Неужели вам это обязательно делать посреди ночи? Мне ведь завтра с утра на работу.
– Давай ты нам еще раз расскажешь про того мужика со слуховым аппаратом, – как можно мягче попросил его Уиллис.
Детективы допрашивали Ла-Бреску еще как минимум час пятнадцать и под конец поняли, что выбор у них небогат: либо паренька надо арестовывать и предъявлять ему какое-нибудь обвинение, либо махнуть на него рукой и на некоторое время просто забыть о существовании Энтони. Звонивший в участок незнакомец ясно сказал: «Я не один», о чем Клинг не преминул поставить в известность всех детективов участка. Преступник сам признался, что у него есть подельники, и потому Уиллис и Браун так долго мучили Ла-Бреску вопросами, вместо того чтобы давно уже оставить в покое. Настоящий детектив, напав на след, сразу это чувствует, а Ла-Бреска не был похож на преступника. Именно об этом Уиллис сказал лейтенанту еще днем, и в результате полночного допроса его мнение не изменилось. Впрочем, если в убийстве Каупера замешана банда, имеет ли полиция право исключить вероятность того, что один из ее участников – Энтони? Мальчик на побегушках, шестерка, расходный материал – такого не жалко, если его задержат легавые. Если это правда, значит, Ла-Бреска детективам лгал.
Что ж, если он лгал, то делал это мастерски. Парень глядел на полицейских невинными голубыми глазами, и ледяные сердца легавых таяли от рассказов Энтони о том, как он рад новой работе, как специально отправился в постель пораньше: ведь это так важно – восемь часов полноценного сна (в здоровом теле – здоровый дух, а он – дышащий жизнью американец во втором поколении)… Впрочем, имелся и другой вариант. Допустим, Энтони лжет. Да, детективы пока не смогли поймать его на лжи, не смогли выявить ни малейших противоречий в описании странного незнакомца, с которым он познакомился у биржи труда. Да, паренек практически слово в слово повторил полицейским все то, что рассказал им утром. И все же, если он лжет, можно ли допустить, что незнакомец, звонивший в полицейский участок, и Ла-Бреска – одно и то же лицо? Тогда получается, никакой банды вообще нет, а есть преступник-одиночка, амбициозный, честолюбивый убийца, маленькой ложью пустивший полицию по ложному следу. Ведь если незнакомец, звонивший в участок, и Ла-Бреска – одно и то же лицо, логично предположить, что он же является и человеком, всадившим две пули в голову Каупера. В этом случае детективам следует доставить лгунишку в участок, где и предъявить обвинение в убийстве. А потом найти доказательства, найти хоть что-нибудь, иначе они будут посмешищем уже на предварительном судебном слушании.
Порой от тебя отворачивается удача.
Детективы допрашивали Энтони час с четвертью, хитрили, расставляли ловушки, пытались выбить Ла-Бреску из колеи. Они действовали многократно опробованным методом: Браун задавал вопросы, а Уиллис язвительно комментировал ответы паренька. Все напрасно. В конечном итоге полицейские не узнали ничего нового. Все было точно так же, как и днем, с одним отличием – Каупера уже убили. Наконец детективы поблагодарили Кончетту за гостеприимство, пожали руку ее сыну, извинившись за то, что выдернули его из постели, пожелали ему удачи на новой работе и, попрощавшись, вышли на веранду. Спускаясь по хлипкой лестнице, полицейские услышали, как позади щелкнул замок – миссис Ла-Бреска запирала за ними дверь. Миновав двор, они вышли на изъеденную рытвинами улицу, на противоположной стороне которой их ждал припаркованный полицейский седан.
После того как Уиллис завел двигатель и включил обогреватель, напарники заговорили – им хотелось обменяться мнениями о дальнейших действиях. В итоге они решили попросить у лейтенанта разрешения прямо с утра поставить телефон Ла-Брески на прослушивание.
После этого они поехали в участок.
* * *
В переулке, где лежал Карелла, завернувшись в изорванное пальто, было темно и холодно. Снег, выпавший в конце февраля, давно сгребли в сугроб, громоздившийся теперь у кирпичной стены. Сейчас его, словно короста, покрывал тонкий слой черной грязи, надежно въевшейся в некогда белую поверхность. Перед выходом Карелла надел два комплекта термобелья и стеганую фуфайку. Кроме того, в карман фуфайки Стивен сунул грелку для рук, и теперь от нее исходило тепло. И все равно в драном пальто он страшно мерз.
Из-за маячившего напротив сугроба Карелле было еще холоднее. Он ненавидел снег. Да, конечно, мальчишкой он катался на санках и валялся в снегу, но сейчас, ввиду его нынешнего положения, эти воспоминания казались Стивену надуманными, принадлежащими кому-то совершенно другому. Сейчас снег вызывал лишь омерзение. Что в нем хорошего? Люди машут лопатами, сгребают в сугробы, а потом приезжают коммунальщики, грузят снег в машины и вываливают его в реку Дикс. От снега сплошной геморрой.
