– Я уже слышала эти ничем не подтвержденные инсинуации, – отмахнулась посол Лонард.
– Они подтверждены, – сказала Шаэ. – Это заняло много лет, но мои люди собрали достаточно сведений из первых рук, чтобы нарисовать полную картину событий, включая свидетельства, чем занимался Вастик эйя Моловни в день взрыва и как его захватили эспенские военные. – Она пристально посмотрела на посла и полковника. – Сколько сейчас было бы протестующих на острове Эуман, если бы они знали, что эспенское правительство допустило взрыв КНА и даже рассчитывало на него? Что наши вроде бы союзники схватили человека, ответственного за атаку, и тайно использовали его в своих целях, не дав кеконскому народу совершить правосудие?
Полковник Бассо что-то пробормотал себе под нос, а потом уставился на нее с оскорбленным видом:
– Эспенские военные много десятилетий защищали вашу страну. Число погибших при взрыве ничтожно по сравнению с тем, сколько жизней было спасено благодаря полученным разведданным о югутанской угрозе.
– Конечно, жизни эспенцев для вас всегда были намного важнее кеконских жизней, – спокойно заметила Шаэ. – Но, как и сказала посол, за годы отношение поменялось. Политические противники премьера Уолтора ставят под сомнение его действия во время Вялотекущей войны. Во время взрыва КНА он был заместителем премьера, и одним из его самых важных достижений был Либонский акт. Вероятно, он не захочет, чтобы во время избирательной кампании его имя связали с гибелью мирного населения. И не обрадуется, когда выйдет наружу, что Агент М. был вовсе не перебежчиком. Пытки военнопленных и допросы под действием специальных препаратов запрещены международными конвенциями, которые подписала Эспения.
С посла Лонард сошел весь дипломатический лоск. Ее тонкие ноздри раздувались от досады, а в глазах отразились быстрые мысленные подсчеты. Тем не менее она ответила с видимой беззаботностью:
– Все ваши обвинения относятся к событиям десятилетней давности. Да, если вы хотите поднять по этому поводу шум в прессе, то можете это сделать. Это повредит отношениям между нашими странами, но эспенских избирателей не волнует…
– Операция «Просека», – внезапно вмешался Нико.
Шаэ обернулась через плечо на племянника, неожиданно нарушившего принятый протокол.
До сих пор он оставался молчаливым наблюдателем, как и подобает, но теперь эспенцы с удивлением уставились на него.
– Это мой племянник Коул Никоян, – запоздало представила его Шаэ, скрыв свое недовольство его странным поступком, и сделала вид, будто так и было задумано. – Он хочет кое-что добавить.
– Операция «Просека», – повторил Нико на сносном эспенском. – Она относится не к старым событиям, а к совсем недавним. И может вызвать шум в прессе, как вы выразились, который привлечет большее внимание эспенской публики.
Полковник Бассо почти встал со стула.
– Что вы знаете о…
Шаэ не понравилось, как Нико посмотрел на эспенского военного. Лицо Нико напоминало Лана, но взгляд у него был как у Хило.
– Кеконских Зеленых костей нанимали по контракту, чтобы они воевали за Эспению. Я был одним из них. И знаю других.
Через четыре года Шаэ по-прежнему иногда жалела, что она не носит нефрит. У нее возникало странное чувство, когда кто-нибудь по ошибке обращался к ней «Коул-цзен», но еще удивительнее было слышать «госпожа Коул». Она часто просыпалась от смутной паники, как будто лишилась чего-то жизненно важного, и порой невольно пыталась воспользоваться нефритовыми способностями, как будто хотела пошевелить отсутствующей ногой. Но больше всего в такие вот минуты ей хотелось обладать Чутьем. Иностранцы больше не делали вид, что это дружеский разговор. Они держались настороже и были в смятении. Нико смотрел на них, ничего не добавив.
У Шаэ больше не было нефритовых чувств, но она не утратила инстинкты, выработанные годами «чтения по облакам».
– Посол. Полковник. Напротив, наши страны сейчас близки, как никогда, ведь нас объединяет столько старых тайн. – Шаэ встала. Нико последовал ее примеру. – Равнинный клан не будет посылать Кулаков, чтобы разогнать протестующих, – объявила она. – Вы верно подметили, Зеленые кости – не образец совершенства в Божественных добродетелях. Несмотря на все наши способности, мы всего лишь люди, и у нас часто не получается жить в соответствии с нашими идеалами. Но мы не вассалы, которые готовы нарушить айшо, чтобы угодить Эспении. Я предлагаю заключить другую сделку. Мы забудем былые обиды. Забудем, как вы обошлись с Кеконом, пока шла Вялотекущая война. Мы сохраним ваши секреты о взрыве КНА, Моловни и операции «Просека», если вы не будете чинить препятствий для закона о декриминализации нефрита в Национальной Ассамблее. Назовем это соглашением о бездействии.
Полковник Бассо нахмурился, но не ответил, а посол Лонард напряженно поднялась.
– Я надеялась, – сказала она, – что, учитывая экономические связи Равнинных с Эспенией, вы с большей готовностью пойдете на сотрудничество с нами, чем ваши соперники или кеконское правительство. Если кланы Зеленых костей не вмешаются в противостояние на острове Эуман, мое правительство не будет нести ответственность за возможную гибель кеконцев.
Шаэ направилась к выходу.
– Госпожа Лонард, когда речь идет о Кеконе и его нефрите, я совершенно не жду, что ваша страна возьмет на себя ответственность.
* * *
Когда они сели в машину, Шаэ велела водителю отвезти их в школу Тии. Оставалось еще полчаса до конца занятий, и они сидели в машине в тени дерева, опустив окна, чтобы впустить ветерок.
– Прости за грубое поведение во время встречи, тетя Шаэ, – нарушил неловкое молчание Нико. – Я посчитал необходимым вмешаться, но мне следовало рассказать тебе все заранее.
– Еще как следовало, – пожурила его Шаэ. – Если твоя осведомленность об операции «Просека» могла сыграть важную роль в разговоре, стоило обсудить все с Шелестом заранее.
– Я понимаю свою ошибку. – Нико опустил плечи. После виноватой паузы он объяснил: – Во время работы в «Ганлу» я участвовал в операции «Просека». В те годы эспенское правительство решило уменьшить использование нефрита в армии и сократить участие в зарубежных конфликтах. Но при этом тайно поручило компании Джима Сунто воевать по всему миру против Освободителей и югутанского влияния.
– Это тебе Сунто сказал? – спросила Шаэ.
Нико покачал головой:
– Не напрямую. Мы подписывали много документов о неразглашении, и нам не позволялось говорить об операциях ни с кем, кроме товарищей по «Ганлу», но многие все вычислили по обрывкам разговоров. А после я потратил немало времени, чтобы раскопать остальное. – Нико старательно избегал ее взгляда. – Я не горжусь тем, в чем участвовал.
– Этому нет оправданий, – ответила Шаэ, хотя ее раздражение уже спадало. Когда племянник виновато понурил плечи, ей захотелось прижать его себе и крепко обнять, как в детстве, если он приходил к ней за утешением. Хотелось сказать ему, что она понимает, почему он решил уехать и вернуться. Оба поступка вызывали и гордость, и стыд. Нико двигали совсем иные причины, нежели когда-то ею, и сожалеет он о другом, но как же ей хотелось разгладить морщины на его лице, появившиеся слишком рано.
