— Они будут сопровождать вас. Для вашей же безопасности, — холодный тон Танфоглио не оставлял возможности для насмешки, — Полагаю, двоих будет достаточно.
Маадэр глубоко вздохнул. Не потому, что устал — Вурму требовался прилив кислорода для обеспечения всех функций мозга. Сейчас ему как никогда была нужна ясность мысли.
— Хорошо. Что, если я действительно соглашусь пойти с вашими марионетками из пробирки и передам био-софт? Вы оставите меня в покое?
— Нет, — прозрачные глаза Танфоглио мягко улыбнулись Маадэру, на миг утратив свою ледяную отстраненность, — Наши дела еще не закончены, господин мерценарий.
— У вас будет чертов био-софт! Мне даже не с чем будет пойти к жандармам, даже если у меня возникнет столь глупая идея. И «РосХиму» я не нужен. Макаров и так готов сожрать меня с потрохами…
— Дело не в этом, — мягко перебил его Танфоглио, — Вы не представляете опасности для корпорации. И никогда не представляли. Война с вами в моих глазах так же нелепа, как война с мелкой бактериологической культурой, загрязнившей стерильную пробирку. Пробирку просто дезинфицируют. Все немного сложнее, чем вам кажется. Нам — мне — нужна одна вещь, которая находится в вашем распоряжении.
— Био-софт? Я уже сказал, я могу отдать его вам…
Неподвижные глаза Танфоглио стали похожи на пару капель прозрачного яда.
— Вы в любом случае отдадите его нам. Но мне нужно кое-что другое.
— Что?
— Ваша жизнь, господин мерценарий. Ваше тело. Ваш изуродованный, испорченный, но все еще остающийся безусловно интересным организм.
Маадэр ощутил, как похолодело в затылке. И это не было реакцией его тела на очередное нейро-вмешательство Вурма.
— Что это значит?
— Я ученый. А это, — Танфоглио небрежным жестом очертил свой роскошный кабинет, — моя лаборатория. Знания — вот что привлекают меня больше всего. Некоторые знания стоят больших денег, некоторые даруют власть или наслаждение. Я коллекционирую все разновидности. Ваше тело, хоть вы о том и не подозреваете, само по себе — огромный источник знаний. Судьбе было угодно сделать его вместилищем драгоценных вещей, священным сосудом новой эры био-софта. Да, так всегда и бывает. Неказистая и даже грубая форма, которую можно назвать примитивной. И бесценное содержимое, которое в течение нескольких следующих лет может перевернуть наши представления о нейро-манипуляциях.
— Вы говорите о…
— Ваш организм подвергся воздействую смертоносного био-софта, но не погиб. По всей видимости, паразит, питающийся вашей нервной системой, а также старая травма головного мозга послужили причиной того, что ваша нервная система породила нечто крайне примечательное. Нечто интересное.
— Я…
— Мои люди вырежут всю вашу нервную ткань, вплоть до последнего кубического миллиметра. Вашу сложнейшую нейронную сеть, все то, что составляет вашу ущербную и жалкую личность, распустят на пряжу. Каждый ваш ганглий станет миниатюрным препаратом, экземпляром огромного музея под названием «Этельберд Маадэр».
Маадэр зарычал от ярости. И в этот раз Вурм был слишком растерян, чтоб сдержать его. Кровь прилила к лицу, легкие обожгло кислотой. Маадэр хотел было вскочить и впиться в Танфоглио. Плевать, что револьвер отобрали, ему хватит собственных пальцев…
Он не успел даже подняться на ноги. В левый висок уперлось что-то твердое и острое. Шипы на миниатюрном кастете. Человек, державший его в руках, был не больше человеком, чем набитое стружкой чучело в витрине таксидермиста. Но двигался он со стремительностью птичьей тени, плывущей по поверхности земли. Как ни был взбешен Маадэр, он понял, что это было лишь демонстрацией. Йоки мог не останавливать удара. В этом случае содержимое головы Маадэра не стало бы музеем — оно стало бы серо-алой россыпью мозговой ткани на дорогом ковре.
«Спокойно, — прошипел в ярости Вурм, — Тебе мало тикающей бомбы в голове? Реши сократить и без того недлинную жизнь?»
«Эта мразь… Эта падаль…»
Вурм отрезвил его коротким холодным душем из эндорфинов. Выработанные естественным путем его собственными нейронами, они не шли не в какое сравнение с синтезированными, к которым он привык, но дело свое сделали — кровь перестала клокотать в венах.
— Я вам даже завидую, — сказал Танфоглио почти нежно. Глаза еще все еще улыбались, — Вы станете будущим для Пасифе, а может и всей Солнечной системы. Быть может, ваша нервная ткань даст спасение для многих безнадежно больных и увечных. Подумайте об этом. Не так уж много обитателей грязного дна под названием Пасифе может умереть, чувствуя себя спасителем.
— А вы умрете, чувствуя как ваши обгоревшие мозги вываливаются на землю!
Маадэр вновь почувствовал неудержимое желание схватить лежащий на изящном столе «Корсо» и всадить весь его барабан в элегантную фигуру Танфоглио, обтянутую дорогим серым сукном. Но не пошевелился.
— Грубость ни к чему. Чувствуйте себя героем.
— Чувствуйте себя дерьмом, — Маадэр плюнул, целясь ему в лицо, и тут же почувствовал, как оглушающая боль четырьмя острыми шурупами вкручивается в основание черепа.
Танфоглио равнодушно вытер плевок с лацкана своего пиджака тыльной стороной руки.
— Не трогать, — приказал он. Один из слуг бесшумно шагнул назад, опуская кастет, — А вы прощайте, господин Маадэр. Боюсь, мы с вами уже не встретимся. Но все равно мне было приятно провести полчаса в вашем обществе. Увести.
Маадэр с запоздалым сожалением подумал о том, что так и не допил остатки вина.
15
— Это здесь. Наверно, вам лучше подождать у входа.
Один из йоки молча покачал головой. За всю дорогу Маадэр еще не слышал, чтоб кто-нибудь из них открыл рот. Возможно, подумалось ему, речевой центр безмолвных исполнителей «Чимико-Вита» был подавлен в глубоком детстве, но являлось это побочным действием огромных доз синтезированных гормонов или запрограммированным видоизменением нервной ткани, сказать было сложно. Маадэр этим и не интересовался. Куда больше его волновало наличие двух молчаливых призраков за собственной спиной.
На улице они держались как обычные обитатели Восьмого — смотрели по сторонам, щурились, иногда зевали. Но все это было маскировкой, примитивным алгоритмом, заложенным в них с целью мимикрии. Они были молчаливыми исполнителями, такими же бездумными, как рабочие пчелы в улье.
«Или шершни, — поправил сам себя Маадэр, — Огромные человекоподобные шершни».
Их металлические жала он уже успел ощутить несколько раз — когда внезапно изменял направление движения или скорость шага. Йоки быстро дали ему понять, что с ними не стоит шутить. За каждой, даже самой невинной, провокацией следовало наказание — незаметный для прохожих, но крайне болезненный тычок шипастым кастетом под ребра или в спину. Его сопровождающие могли выглядеть дураками, но таковыми на самом деле не являлись. Маадэру пришлось быстро откинуть мысль о том, что их можно обмануть.
