– Зачем ты забралась в дом этих стариков?
– А ты? – Я медленно повернула голову в ее сторону.
Пусть скажет, какого черта она здесь… Пусть скажет, что значил ее странный разговор с отцом. Но если Кира – Неизвестный, а ее отец – Криттонский Потрошитель, разве она стала бы бояться Келли?
Когда я решила, что она ничего не скажет, Кира вдруг задумчиво произнесла:
– Нашла кое-что интересное…
– И что же?
Она не стала обманывать моих ожиданий и, расплывшись в ехидной улыбке, предложила:
– Если ты ответишь на мои вопросы, я расскажу, что нашла.
– Не интересует.
– Тебе понравится, – пообещала она льстивым голосом, но я не ответила. В моих карманах достаточно интересной информации, а то, что нашла Кира (если она не лжет), не может быть таким же ценным.
Кира тяжело вздохнула и посмотрела в пол. Голая кожа выглядывает сквозь дырки на джинсах, широкий свитер не по размеру – наверное, Аспена. Отчего-то эти детали – свитер Аспена, дырявые потрепанные штаны, ладони, прикрывшие уставшее лицо – сделали Киру похожей на брошенного в подворотне щенка. Я увидела на ее шее знакомую татуировку «вместе навсегда».
Кира не может быть Неизвестным. Просто не может. Потому что она зависит от Аспена. Потому что Аспен ее любит. Потому что Кира такая же жертва, как и все остальные.
Она со вздохом опустилась на пол и подтянула колени к груди.
– Что ты искала? – спросила я. В мертвой тишине комнаты собственный голос показался громким и пугающим. Киру он тоже испугал, и она резко вскинула голову и посмотрела на меня долгим взглядом, проверяя, ослышалась или нет; удовлетворенно усмехнулась, заметив на моем лице, скрытом в сумраке спальни, интерес.
– С какой стати я должна отвечать на твои вопросы, если ты на мои не отвечаешь? Меня бесит, что ты считаешь, будто имеешь право задавать вопросы. Почему я должна отвечать? Почему?
– Ни почему. Можешь ничего не отвечать.
Только замолчи, – добавила я про себя, отворачиваясь и глядя на экран мобильного телефона.
– Боже, как же я тебя ненавижу, – зашипела она, и я, проигнорировав ее колкость, сказала:
– Идем, мы провели здесь достаточно времени.
Я проследовала мимо, чувствуя на себе тяжелый взгляд исподлобья, и, стоя у окна, махнула рукой, подавая знак Кире, чтобы та оторвала зад от пола. Она, всем своим видом выражая недовольство, приблизилась, но, отметила я, не осмотрела комнату и даже под кровать не заглянула. Значит, ничего не искала или это что-то на виду. Или она, возможно, вернется вновь. Ни один из этих вариантов мне не нравился.
Стараясь не шуметь, мы без приключений перелезли через окно и спустились по шпалерам во двор. Было пусто и темно. Телевизор в гостиной не работал, на небе не было ни звездочки. Тяжелые тучи накрыли Эттон-Крик черным шерстяным пледом, закупорив все светящиеся точки города, оставив лишь припорошенную снегом землю. Пробираться к дороге через двор, заросший деревьями, кустами роз и еще какими-то растениями, приходилось на ощупь.
Я слышала, как ругается Кира, и чувствовала себя гораздо лучше, чем день или даже неделю назад. В моем кармане была зацепка. Я побывала в доме Дэйзи Келли – истинной жертвы Криттонского Потрошителя, маминой подруги, и внезапно ощутила такую крепкую и нерушимую связь, которую хотела сберечь хотя бы до дома, а лучше – до завтрашнего утра, чтобы этой ночью спать без дурных сновидений и галлюцинаций. Пусть эта мнимая надежда согреет меня хотя бы на несколько часов. Даже если я достану из карманов пыль.
Не сговариваясь, мы с Кирой направились в разные стороны: я – к своему БМВ, оставленному в подворотне под покровом ночи, она – в противоположную сторону. Я не обернулась на нее, хотя хотелось в последний раз полюбопытствовать, что ей здесь понадобилось.
Всерьез я не верила, что Кира – Неизвестный. Я не думала, что она способна кому-то причинить боль. Подозреваемая должна быть другой. Холодной, сдержанной, расчетливой, внимательной, терпеливой. Кира не терпеливая и не холодная. Она злая, дерзкая и горячая. Так что это не Кира Джеймис-Ллойд, она не Неизвестная, не Ангел Милосердия. Она не причинила бы Аспену зла.
Забираясь в свой автомобиль, я посмотрела в зеркало заднего вида, но увидела лишь контуры дома напротив. Мысленно вернулась к Кире и ее сказке, которую она рассказывала Аспену. О сердце в его руках. О ее искореженном детстве. О сумасшедшем отце и матери, которая не могла защитить дочь. О прекрасном принце, который до последнего верил в хороший конец, и о принцессе, которая знала, что хороших концов на самом деле не бывает.
Она не убийца.
Но что она забыла в доме Дэйзи Келли? Связь с прошлыми делами настолько очевидна, что становится подозрительно. Мне хотелось завести мотор, проследовать за Кирой до ее квартиры, вытрясти правду. Она мельком упомянула, что нашла что-то интересное, что мне бы понравилось. Может, среди этих интересных вещей был адрес Дэйзи Келли? Тогда откуда Кира знает, что меня интересуют дела двадцатилетней давности? Может, Аспен рассказал ей?
Отбросив на время мысли о Кире и ее причастности к кровавому прошлому Эттон-Крика, я отправилась домой, по дорогам, покрытым тонким слоем замерзшего снега. За закрытыми окнами было слышно, как хрустит под зимними шинами – под напором колес хребты снежинок ломались, и те молили о пощаде, словно живые.
Покинув тихую и мирную Набережную, в окружении спящих домов и фонарей, я преодолела мост и вернулась в реальность, где город ликовал. Неоновые вывески привычно светились, витрины спящих магазинов горели желтым, круглосуточные супермаркеты, ветлечебница, кинотеатр – везде были люди.
Казалось, я вернулась из другого города, другой страны или даже планеты. У Криттонской реки мир казался сонным. Там жили родители Дэйзи Келли – подальше от городской суеты. Здесь жизнь шла своим чередом. Несмотря на Криттонского Потрошителя, который отнял жизнь многих девушек и все еще был на свободе, несмотря на Неизвестного, который притаился в ночи в поисках очередной жертвы, несмотря на то, что Скалларк все еще не нашли. Люди жили.
Всем было плевать.
Они радовались, что это не их семей коснулось несчастье. Были счастливы, что это не их дочери никогда не отроют глаза, не их мужья разрублены в ванной на кусочки.
В течение этой недели я была почти в каждом уголке Эттон-Крика, расклеила тысячи листовок с серьезным лицом Скалларк, и мне никто не помог. Продавцы с участливым видом позволяли прикрепить фото на рекламные щиты, мужчины и женщины, спешащие на работу, сочувствующе улыбались, люди шли на уступки, но никто не подошел и не предложил помощь.
Лишь Крэйг вырвал увесистую пачку у меня из рук. Я притащила ее с собой в больницу, чтобы с утра пораньше отправиться в модный район Эттон-Крика, где находился популярный ночной клуб, и попытать счастья там. Крэйг был резким, даже злым, когда заявил, что, если я не отправлюсь после работы домой, он вколет мне снотворное, а затем привяжет к кровати.
