Чтобы не было лишних вопросов, Михаил оформил меня в свой бизнес-центр и начислял на карту зарплату, надо сказать, вполне приличную. Первоначальная насмешка над милым женским хобби сменилась беспокойством – Царёв отнёсся к моей проклюнувшейся независимости на удивление ревниво. Он даже предложил взять меня к себе в штат, но я отшутилась, сказав, что тут у меня есть перспективы.
Я всё ждала удобного случая расспросить Серых или Николая Волкова про дочку Потапова, но каждый раз они чуяли, куда я клоню, и ловко соскакивали с темы. Думаю, это было ошибкой – чем больше они отмалчивались, тем сильнее хотелось узнать, что там такое.
Про Варвару я не забыла – несколько раз безуспешно пыталась застать её у хозяйки, но неизменно получала ответ – нету, не появлялась. Даже по соседям прошлась, но те лишь подтвердили – девочку знают, хорошая, тихая девочка, приходила убираться в квартиру на третьем, всегда здоровалась и не хулиганила. Давненько, кстати, не заходила, а то ведь как удобно было, и в магазин заскочит, и в аптеку. Никогда не отказывала.
И на тебе, как сквозь землю провалилась – хоть бы не стала мертвяком. Не хватало мне ещё разборок с Зинаидой Ивановной, и я вовсе не уверена, что оборотни встанут на мою сторону в споре за Алёнку.
А потом пришло в голову, что Варвара не так уж глупо придумала прятать свой дар – помогала, кому хотела, и никто даже и не думал на неё. Если бы не прицельный настрой, Алёнка сроду ничего бы не заподозрила.
Один случай натолкнул на добротную мысль – Алёнка как-то вернулась из школы жутко довольная и, чуть не лопаясь от гордости, поделилась, что буквально только что исцелила одноклассника. Мальчик числился в её классе, но на занятия почти не ходил, появляясь в школе лишь изредка и еле-еле передвигаясь с помощью громоздкой конструкции, напоминающей ходунки. Ребята его не дразнили, но активно перешёптывались за спиной, гадая, каково это.
Переполох вышел знатный – ни с того ни с сего мальчишка нормально пошёл! Родители, учителя и большинство соседей уверовали в чудо, не иначе, а Алёнка жмурилась, как кот со сметаной, и жаждала осчастливить общественность именем скромной, но благородной героини. Пришлось на пальцах объяснять, насколько важно оставаться в тени, с такими-то талантами.
В результате мы додумались до в общем-то очевидного – всегда есть места, где можно спасать людей совершенно незаметно – там, где жизни и так висят на волоске, и любые причуды капризной судьбы будут естественны. Просто надо придумать, как попадать туда, не мозоля глаза персоналу и не привлекая внимания.
Как потом выяснилось, по незаметности это скорее походило на прожектор, направленный в небо в самую тёмную ночь, но вычислили нас не сразу.
После уроков я забирала Алёнку и мы находили способ пролезть в очередное чистилище человеческих душ, где взмыленные врачи зачастую не имели возможности не то, что чаю попить, а даже просто постоять минутку, не опасаясь страшного.
Время в подобных местах замедлялось, становилось плотным, почти осязаемым, обтекая одних людей, едва лишь касаясь, а других неумолимо унося в прошлое, в небытие.
Мы научились общаться друг с другом глазами, сливаясь с замершими в ожидании вердикта родственниками и выбирая тех, кому сегодня повезло. Алёнке нравилось чувствовать себя проводником судьбы, и решения она принимала с лёгкостью, а я вот чаще всего сомневалась до последнего.
Когда я узнала в худой девушке с необыкновенно живыми, пылающими на бледном лице глазами дочку Потапова, то поначалу тоже растерялась. Кажется, она уже была одной ногой там, откуда не возвращаются, но что-то удерживало последние капли желания дышать и бороться.
Алёнка уловила мой интерес и с любопытством рассмотрела бывшую красотку, а потом неопределённо качнула головой – мол, не знаю, ты уверена? Я помедлила и кивнула – давай. Надо отдавать свои долги, так я тогда подумала.
Алёнке уже не надо было прикасаться – достаточно бросить взгляд через стеклянную дверь палаты, но тут она подошла поближе и слегка задела пальцами её тонкое запястье. Девушка шумно вздохнула и с облегчением прикрыла веки – на щеках проявился хороший, здоровый румянец. Чуть-чуть набрать вес, и дело сделано.
Дома я всё никак не могла успокоиться и металась по квартире, не находя покой. Даже Царёв ощутил сгустившиеся тучи и несколько раз переспросил, что случилось.
Предчувствия не подвели, но лучше бы я обманулась.
Не могу вспомнить, как оказалась здесь.
Закоулок между московскими старыми каменными домами, низкая арка во двор, раскрытые нараспашку кованые ворота, но дальше – обязательный шлагбаум. Похоже на Маросейку, где-то недалеко в бывшей бабушкиной квартире живёт теперь Машка. Фонари подсвечивают пространство, но в арке темно и отчего-то очень неуютно.
Слышу звонкое и разбегающиеся многократным эхом цоканье каблуков и медленно оборачиваюсь – на грязно-жёлтой стене мелькает странная тень. Огромная, искаженная. Будто зверь пригнулся перед прыжком, но зверя-то и нет. Я приседаю и прячусь за мусорным баком, а с другой стороны появляется одинокая фигура. Молодая женщина в плаще и почти мужской шляпе с короткими полями замедляет шаг и в сомнении останавливается, вглядываясь в темноту и с опаской прислушиваясь. Отчётливо пахнет страхом.
Женщина поднимает лицо к свету и я пугаюсь ещё больше – это Машка. Зачем её носит в такой час, одну? Скорее беги, пока не поздно! Пытаюсь закричать, но не могу пошевелится, как это бывает во сне.
Машка ёжится, поправляет платок на шее и делает ещё несколько неуверенных шагов.
Теперь боюсь уже я, но не за себя. И ясно понимаю, что всё вокруг сон, но не могу вырваться из липкого ощущения полной невозможности остановить катастрофу.
Машка встряхивает волосами, отчего шляпа чуть съезжает набок, и вдруг бежит сломя голову прямо ко мне. Когда она совсем близко, прыгаю и в самый последний момент вижу её огромные, испуганные глаза – а потом просыпаюсь.
Сонный Царёв таращится на меня, нащупывает и включает прикроватный свет и озабоченно спрашивает, что случилось. Я убираю со лба влажные волосы и чувствую, что пальцы мои ледяные, словно одеревеневшие.
Уснуть уже не получается, и встревоженный моим кошмаром Царёв заботливо заваривает чай с облепихой и мёдом, и мы сидим на кухне, тихонько разговаривая и всматриваясь в утренний полумрак за окном. По его глазам вижу, что он напуган моей выходкой – кажется, я кричала во сне.
Надо бы поспать, с утра везти Алёнку в школу, да и Царёву на работу, так что после затянувшегося ночного бдения мы снова ложимся, но я ещё долго ворочаюсь и слушаю, как он дышит во сне, а за окном весело чирикают птицы.
Всё-таки заснула, но тут же пришлось вставать и спешно завтракать – школа ждать не будет. Алёнка в очень хорошем настроении, но хмурится и кусает губы, заметив мою заторможенность. Когда мы оказывается в машине вдвоём, она серьёзно и по-взрослому гладит мои волосы и спрашивает, в чём дело. Просто дурной сон – и она понимающе потирает висок, но продолжает наблюдать, незаметно косясь, пока я смотрю на дорогу.
