Я мысленно попросила малышей усыпить их на сутки. Те начали выполнять, не задавая лишних вопросов. Только один, с серой прядкой, постоянно находился в волосах. Не знаю почему, но я не хотела выпускать. Казалось, он может не справиться, уж лучше пусть посидит, останется под защитой.
— Отлично, — потер руки Герни и повел меня к другой двери.
Поблескивающая черная вата еще не успела отлипнуть от стен этой комнаты и полностью исчезнуть с пола, как устремилась к новым завоеваниям.
Расположение комнат давно отпечаталось в моей памяти. Герни не надо было все это делать — показывать направление и ждать затем за спиной. Я справилась бы и сама. Но почему-то он остался, вел вперед или шел сзади, координировал мои передвижения и прислушивался к голосам за новой дверью. Он не обращался к лисичке или темно-серым, под цвет пола, меховым шарикам. Молчаливый кивок, шаг в сторону и ожидание.
Обойти предстояло четыре большие залы, двенадцать комнат, миновать десять коридоров и зайти во множество дверей. «Глобальная зачистка» — так я назвала первый этап. Это здание напомнило казарму, где живут солдаты, питаются в большой столовой, моются вместе, ходят группками и ни секунды не сидят без дела. Вот только помещения не такие светлые, стены и потолок были из бурого камня. В некоторых местах ощущался сильный сквозняк, двери ужасно скрипели, а из маленьких окон толком ничего нельзя было рассмотреть.
Мне хотелось сравнить себя с героиней из боевика, которая прячется в укромных местах, устраняет препятствия, деловито выглядит и постоянно движется вперед. Но подобное представлялось еще до начала этого этапа. Уже в третьей комнате стало понятно — не главная героиня фильма. Все делали животные, им лавры и почет.
Под конец зачистки малыши начали выдыхаться. Я говорила Герни, что надо бы остановиться и хоть немного переждать, но тот упрашивал без остановки действовать.
— Куда их всех? — указала я на спящих стражников, последних в этом здании.
— Не думай об этой, — покачал головой Герни.
— Не убьете хоть? — моя ладонь прижалась к груди.
— Мы бы тогда не усыпляли. Не надумывай лишнего, — положил он руку между моих лопаток и подтолкнул к следующей двери, ведущей уже к тоннелю.
— Подожди, — затормозила я. — Малышам надо отдохнуть. Им трудно.
— Ладно. Мы остановимся… на полчаса. Я посторожу главный вход, а ты — два связующих.
— А’или, пойдем, — и я повела лисичку к первому выходу.
Та молчала во время всего первого этапа. Я заметила, как она следит за Герни, но ничего не говорит в его адрес.
— Все хорошо? — тихо спросила я у многохвостика.
— Да, — раздалось в моей голове.
Ответ лисички не дал должного спокойствия.
Затем я вернулась в предыдущий зал, с трудом различая там спрятавшихся пушистиков. Казалось, они спали, как и все вокруг. Настоящее сонное царство. Мне так не хотелось их будить. Поэтому я максимально тихо прошла мимо, направляясь ко второму выходу.
— Только ты у меня остался, — взяла в руки последнего крипса.
Я поставила у стены стул, уселась на него, откидывая голову назад, и без остановки гладила необычное существо.
— Покажи колючки, — приподняла я его на уровень своих глаз, но тот только пискнул.
Он был размером с мою ладонь, под цвет кожи, смотрел своими маленькими черными глазами и изредка попискивал. Так жалко, что я не могла понять его. Хотя присутствовала уверенность, что это возможно. Ведь остальных я как-то понимала, воспринимала, примерно угадывала. А этого — не могла. Но тем не менее он был особенным, таким родным и милым. Необычный крипс казался намного ближе чем те, уснувшие в укромных уголках.
— Ты тоже сломанный, да?
Я приподняла глаза вверх, чтобы случайно не заплакать. Последнее время это стало нормой. Когда-то я была сильной, терпела, держалась, а теперь…
— Знаю еще одного сломанного, — тихо прошептала я, улыбнувшись пушистику.
Мне никогда и в голову бы не пришло так назвать Ари, сам сказал. Просто во время нашего небольшого путешествия он спросил, с чем я его ассоциирую. На глаза тогда попался очень забавный черный цветок. Бутон его был закрыт, лепестки красиво сложены спиралью, и только по краю цвет переходил в оранжевый. Это растение выглядело прекрасно. Но в то же время я понимала, что оно закрыто, спрятано от других, не показывает себя остальным и скрывает что-то интересное внутри. Но Ари тогда сказал неожиданную фразу:
— И ты тоже меня считаешь сломанным?
Сперва я хотела нагнуться и понюхать, но застыла на полпути, повернув голову вверх.
— Этот цветок испорчен, — сказал он, срывая растение. — Смотри, — и показал надломанный стебель.
— А откуда узнал? Ты ведь не видел сверху, — удивилась тогда я.
— Накира, — обычно после произнесения моего имени он делал небольшую паузу, то ли выделяя его, то ли обдумывая что-то, то ли вообще давая время придумать ответ самой. — Это ночные растения. Они появляются только в темноте.
Ари нагнулся, раздвинул высокую траву и развернул еще один цветок, точь-в-точь похожий этот, только укутанный в зеленые листья.
— Вот такие они должны быть днем. А этот, — указал он пальцем на тот, что в моих руках, — сейчас был виден, потому что испорчен.
— Извини, я не хотела тебя обидеть, — посмотрела я на переданное мне надломанное растение.
— Ты не первая называешь меня неполноценным, — выпрямился Ари. — Ничего, — и поцеловал в губы, быстро отстранившись.
Я открыла глаза и снова увидела маленькое пушистое животное перед собой. Серая неправильная прядка крипса должна быть черной, как цвет волос кое-кого, или коричневой, как цвет глаз. Тогда бы я сразу начала ассоциировать его с Ари. Но пришлось дождаться момента, пока он откажется показывать свои колючки, чтобы понять почему так понравился — просто особенный, не такой как все.
— Мой Рири, — погладила я милый комочек. — Ты останешься со мной?
Но я снова не поняла, что своим писком ответил зверек. В этих глазках ничего не отражалось, носика или рта не было видно. Он тоже был закрытым, далеким, но таким близким. И он тоже любил мои волосы.
Я посадила Рири на плечо, тот сразу же спрятался, меняя свой окрас. Главное, чтобы они поладили с голубоглазиком. Не хочется с одним из них расставаться из-за разногласий, совершенно не понятных для меня.
— Кира, — заглянул в комнату Герни, — надо выдвигаться.
Прозвучал мысленный зов всех зверей в этом здании. Они откликнулись, прибежали и пришли, высоко поднимая свою вытянутую мордочку. Хвосты алеполи были сложены в один большой. Словно лисичка не собиралась показывать всем подряд свою гордость, самую красивую часть, являющуюся одновременно и грозным оружием. Меня тянуло без конца обнимать лисичку, хотелось найти ей новую цель, предназначение, любимого хозяина. Ведь предыдущего больше нет, прошло около сорока лет с момента их разлуки. И все это время многохвостик ждала. Сложно представить, насколько трудно узнать о смерти, потере самого дорогого существа во всем мире. И хоть это было животное, я верила, что чувствует как самый настоящий человек.
