– Я никого не видел. Похоже, им нравится подчеркивать свою индивидуальность и носить что-нибудь необычное: от косичек до розовых сапог. Нелепая одежда – норма для гандов. А вот униформа представляется им чем-то странным – они считают, что она является признаком покорности и унижения.
– Вы называете их гандами. Откуда они взяли это имя?
Харрисон объяснил послу, вспомнив рассказ Элиссы. Она даже возникла перед его мысленным взором. Вместе с ресторанчиком Сета, со всеми столиками, с паром, поднимающимся над прилавком, с аппетитными запахами, доносящимися с кухни. Теперь, когда он так ясно представил себе эту картину, она показалась ему воплощением чего-то неуловимого, но очень важного – того, что он никогда не сможет получить на корабле.
– И этот человек, – подытожил Харрисон, – изобрел то, что они называют Оружием.
– Хм-м! И они утверждают, что он был с Терры? Как хоть он выглядел? Вы видели фотографии или памятники?
– Они не воздвигают памятников. Они считают, что все люди одинаково важны.
– Какой вздор! – бросил посол, инстинктивно отвергая подобную точку зрения. – Вам не пришло в голову спросить их, в какой период их истории они проводили испытание этого чудесного оружия?
– Никак нет, сэр, – признался Харрисон. – Я не счел это важным.
– Ну конечно! Среди вашего брата попадаются такие медлительные экземпляры, что не способны поймать даже каллистрианского ленивца, застывшего в спячке. Я далек от критики ваших профессиональных способностей, но разведчик из вас никудышный.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Харрисон.
«Прощения? Какой же ты жалкий! – послышался шепот где-то в глубине его сознания. – Почему ты должен извиняться? Да еще перед этим напыщенным толстяком, который не сможет выполнить ни одного оба, даже если попытается. Он ничем не лучше тебя. Те дикари, которые бегают по Гигии, сказали бы, что он даже хуже тебя, потому что у него огромное пузо. А ты продолжаешь смотреть на его пузо и повторять: «Да, сэр» и «Прошу прощения». Если бы он попытался прокатиться на твоем велосипеде, то упал бы, не проехав и десяти ярдов. Давай же, плюнь ему в глаза и скажи: «Не буду!» Ты ведь не боишься, правда?»
– Нет! – громко и твердо объявил Харрисон.
Капитан Грейдер поднял глаза:
– Если вы торопитесь отвечать, прежде чем вам зададут вопрос, то лучше сходите к врачу. Или у нас на борту объявился телепат?
– Я задумался, – объяснил Харрисон.
– Это весьма похвально, – вмешался Его Превосходительство. Он взял с книжной полки два увесистых тома и стал быстро пролистывать их. – Думайте больше, думайте и размышляйте, как только представляется такая возможность, и это войдет в привычку. Со временем вам будет все проще и проще это делать. И однажды наступит день, когда вы сможете думать абсолютно безболезненно.
Он поставил книги на место, взял еще две и обратился к майору Хейму, стоявшему неподалеку:
– Не стойте со стеклянными глазами, как какое-нибудь чучело из военного музея. Помогите мне разобраться с этим массивом информации. Мне нужны любые упоминания о Ганди за период от тысячи и до трехсот лет тому назад по земному исчислению.
Хейм оживился и начал быстро доставать с полок книги. Полковник Шелтон поспешил помочь ему. Капитан Грейдер остался сидеть за столом и продолжил горевать о без вести пропавших.
– Ага, вот, это было четыреста семьдесят лет назад! – Его Превосходительство стал водить пухлым пальцем по строкам. – Ганди, его еще иногда называли «Бапу», или «Отцом», гражданин Индии. Политик и философ. Противостоял властям с помощью хитроумной системы гражданского неповиновения. Последователи этого течения окончательно исчезли после Великого Взрыва, но многие из них все еще продолжают существовать на планетах, с которыми мы утратили связь.
– Еще как существуют, мы сами в этом смогли убедиться, – сухо заметил Грейдер.
– Гражданское неповиновение, – повторил посол, щуря глаза. У него был вид человека, который пытался осознать нечто, неподвластное его восприятию. – Но они не могли сделать его своей социальной основой! Это абсолютно нерабочий принцип.
– Еще какой рабочий, – возразил Харрисон, забыв добавить обращение «сэр».
– Мистер, вы пытаетесь противоречить мне?
– Я констатирую факт.
– Ваше Превосходительство, – начал Грейдер, – я предлагаю…
– Предоставьте это мне. – Краснея, посол отмахнулся от него. Он сердито посмотрел на Харрисона: – Вы ни в коей мере не эксперт в области социально-экономических проблем. И зарубите себе это на носу, мистер. Людишек вроде вас очень просто обмануть внешней мишурой.
– Он работает, – продолжал стоять на своем Харрисон, удивляясь тому, откуда у него взялось это упрямство.
– Как и ваш велосипед. У вас велосипедное мышление.
В этот момент что-то словно сломалось, и голос, очень похожий на голос Харрисона, проговорил:
– Как бы не так!
Потрясенный этим феноменом, Харрисон даже зашевелил ушами.
– Что вы сейчас сказали, мистер?
– Как бы не так! – повторил он, чувствуя, что совершает нечто непоправимое.
Посол побагровел, но не успел ничего ответить, так как в эту минуту капитан Грейдер встал со своего места и применил свои полномочия:
– Независимо от очередности дальнейших увольнений, если мы вообще решим еще кого-нибудь отпустить, вы должны оставаться на корабле до дальнейших распоряжений. А теперь – убирайтесь!
Харрисон вышел, голова у него кружилась, но в душе он чувствовал странное удовлетворение. В коридоре старпом Морган смерил его сердитым взглядом.
– Как ты думаешь, сколько мне понадобится времени, чтобы дойти до конца этого списка, если вы, ребята, будете торчать там по неделе каждый? – Он недовольно закряхтел, сложил руки рупором около рта и заорал: – Хоуп! Хоуп!
Ответа не последовало.
– Хоуп нас покинул
[3], – заметил какой-то остряк.
– Очень смешно, – ядовито усмехнулся Морган. – Сейчас прям живот надорву от хохота. – Он снова поднес сложенные рупором ладони к лицу и выкрикнул следующую фамилию: – Хэланд! Хэланд!
И вновь – никакого ответа.
Прошло еще четыре дня, которые тянулись долго и мучительно. Всего девять дней с того момента, как корабль проделал рытвину в земле и больше не поднимался в воздух.
На борту было неспокойно. Сроки увольнения третьей и четвертой очередей постоянно переносились, что вызывало у людей беспокойство и раздражение.
– Сегодня утром Морган принес ему третий список на увольнение. И все – то же самое. Грейдер признал, что этот мир нельзя назвать враждебным и мы имеем право идти куда захотим.
