Это был тот же Демьян, что и два дня назад, но в то же время совершенно другой. Человек, привыкший устанавливать правила и подчинять им всё и всех вокруг. Мужчина, смявший моё прошлое и настоящее, как обрывок гофрированной бумаги.
Меня трясло, он же, как и прежде ничем не выдал даже тени беспокойства. Потому что…
— Ты ведь знаешь, что я соглашусь? — дрожь появилась и в голосе. — Знаешь, да, сукин сын?! — процедила сквозь зубы и, сжав ладонь в кулак, отвернулась.
— Я на это надеюсь, — послышалось у меня за спиной. Коснувшись плеча, он повернул меня обратно. — Я обещал Соне привезти тебя. Ещё в тот день, когда поехал в посёлок. Отказываться от данного слова я не собираюсь, — это он сказал очень тихо. Ладонь его прошлась по моему плечу до локтя. — Я действительно хочу вернуть тебя ей, но для этого ты должна мне помочь.
— У меня ведь нет выбора? — дрожь усилилась.
— Думаю, что так. Хотя… Выбор есть всегда.
Я отрицательно качнула головой. Очень медленно. Отступила от Терентьева и качнула ещё раз.
— Разве это выбор?
— А разве нет?
В какой-то степени он был прав. Как всегда, чтоб его, прав. И опять тишина…
— Я выйду за тебя, Демьян, — нарушила я молчание. — Но у меня тоже есть условие.
— Какое? — спросил он с лёгким интересом.
— Я хочу поговорить с Соней.
Уголок его губ дёрнулся впервые за всё время нашего разговора. Без слов он достал телефон и, нажав несколько сенсорных кнопок, протянул мне. Не прошло и десяти секунд, как я услышала голос дочери и прикрыла глаза, понимая, что едва сдерживаю слёзы.
— Ты моё солнышко… — невпопад сказала я, прерывая её щебет. Поначалу грустная, немного обиженная, она оживала буквально с каждым сказанным ею, с каждым услышанным мной словом. С каждым моим словом ей и её мне. — Мама… Мама скоро вернётся, милая. Я… я обещаю тебе.
Оставшись в палате одна, я призраком прошла от стены до стены. Остановилась возле тумбочки и вдруг заметила стоящий на ней бумажный пакет. Только что я согласилась… Согласилась выйти замуж за Демьяна. Только что я…
Слёзы набухли в уголках глаз, дышать не осталось сил. Раскрыв пакет, я вытащила коробочку. Безе… Маленькие безе, такие же, как мы ели в тот вечер в кафе. В тот вечер, когда Демьян подарил Соне кружку. Кружку с медовыми подтёками и…
Тяжело опустившись на кровать, я сдавила коробку и потихоньку всхлипнула. Один всхлип, другой…
Сама не поняла, как открыла крышку и, достав безе, положила в рот. Только почувствовала на языке тающую сладость. Солёно-сладкий вкус и горечь предательства. Боже… И ещё этот запах… Запах мужчины, проникшего в моё сердце вопреки всему. Вопреки моей воле, моему желанию.
— Дарина… — вошедшая с капельницей медсестра нерешительно посмотрела на коробку в моих руках. Позади неё возник врач, и медсестра обернулась к нему.
— Что случилось, Лера? — спросил он у неё.
— Она ничего не ест, а тут… пирожные.
Врач глянул на меня, потом снова на медсестру.
— Пусть ест.
— Но ей же нежелательно.
— Пусть ест, — строго повторил он и обратился уже ко мне: — Только плакать перестань. Всё хорошо будет, ясно тебе?
Я всхлипнула и кивнула. Ладонь моя опустилась на маленькие лёгкие безе, и я словно опять оказалась в том кафе, смущённая под взглядом Демьяна, не знающая, что делать и как вести себя с ним.
Дверь палаты закрылась, капельница, что вкатила медсестра, так и осталась стоять возле стены, а я положила на язык очередное безе. Демьян Терентьев…
— Всё будет хорошо, — шепнула я себе. — Всё будет хорошо, — уже сквозь километры — своей маленькой девочке, кнопке, солнышку, светлому лучику. — Дядя Демьян… — всхлипнула и разрыдалась. — Дядя Демьян… поможет нам, Соня. Поможет…
8
Все последующие дни, проведённые в больнице, слились в бесконечность, наполненную беспомощным ожиданием и неопределённостью.
Терентьев больше не приходил. Может быть, оно и к лучшему, вот только уверений Светы в том, что всё в порядке, мне было слишком мало. Телефона у меня не было, и всё, что я могла — додумывать варианты реальности.
Демьян пообещал сделать всё, чтобы я увидела дочь как можно быстрее. Всё, чтобы сдержать данное Соне слово. В том, что он сделает это, я не сомневалась. Но понимала я так же, что даже его возможности не безграничны. Сколько ему потребуется времени? Сколько уже прошло?
— Есть какие-нибудь новости? — сдавшись, спросила я у пришедшего ко мне буквально минуту назад адвоката.
До этого момента личного мы не касались — обсуждали только то, что было важным для следствия.
— Демьян что-нибудь говорил про Соню?
Затаив дыхание, я вглядывалась в лицо Альберта. В отличие от меня за эти дни он нисколько не изменился: проницательный взгляд, элегантная простота. Что до меня…
Осунувшаяся, измотанная бессонными, наполненными кошмарами ночами и переживаниями, я мало чем напоминала себя прежнюю. До недавнего времени плотно обтягивающие ягодицы и бёдра домашние штаны, привезённые мне Светой вместе с другой одеждой, сидели свободно, черты лица заострились, под глазами появились огромные тёмные круги.
— С вашей дочерью всё в порядке, — ответил Альберт, а я едва не взвыла в голос.
Всё в порядке. Как же мало мне было этих слов! Я хотела знать, как она спит, что она ест, какие мультфильмы смотрит по вечерам. Хотела…
— Я так хочу увидеть её, — прошептала, понимая, что окончательно сдалась.
Должно быть, что-то во мне всё-таки надломилось. Неосознанно я искала поддержки, прекрасно понимая при этом, что задача Альберта заключается в другом. Если бы я могла хотя бы позвонить Свете, поговорить с ней… Но телефон у меня забрали ещё в первый день. Практически запертая в больничной палате, в четырёх стенах, я была предоставлена самой себе: своей памяти, своей боли, своим мыслям и своим страхам.
О том, что согласилась выйти замуж за Демьяна, я старалась не думать, ибо смысла в этом не было. Постараться отговорить его? Он предоставил мне право выбора, я этот выбор сделала. Вот и всё. Что дальше? Дальше… Этого я не знала.
— Об этом я и пришёл с вами поговорить, Дарина, — вместо каких-либо слов поддержки или утешения, сказал Альберт. — Завтра утром судья примет решение по поводу вашего освобождения под залог.
— Завтра? — с придыханием переспросила я.
Пальцы мгновенно похолодели, ноги стали ватными. Последние дни я только и ждала этого момента, но оказалась к нему не готова. Голова закружилась, мысли на секунду затянуло пеленой.
— Я должна присутствовать на заседании?
— Это не обязательно, — Альберт налил в стакан воды из пластиковой бутылки и подал мне, но я только мотнула головой. И на кой мне вода, если у меня ноги подгибаются?
