Через пару минут девушка-консультант принесла мне две пары обуви — сапоги и зимние ботинки на шнуровке. Померив, я показалась Демьяну.
— Как тебе? — спросил он, стоя на некотором отдалении.
— Нравится, — честно призналась я.
— Мы берём и то, и то, — незамедлительно выговорил Демьян.
Я поймала на себе взгляд девушки-консультанта. На губах её была вежливая улыбка, но в глазах читалась… даже не зависть. Осознание того, что подобного в её жизни никогда не будет.
Я ведь тоже думала, что не будет… А теперь, глядя на то, как другая, в точно такой же форме, упаковывает наши покупки в фирменные коробки и пакеты золотистого цвета, на то, как за витриной переливается Невский, понимала — я ошибалась. И порой такие, как Демьян, выбирают таких, как я.
— В этих я пойду, спасибо, — улыбнулась я девушке, когда она хотела уложить сапоги в коробку. И, немножко помедлив, всё-таки сказала: — С наступающим вас. Пусть в вашей жизни… пусть в вашей жизни когда-нибудь случится сказка.
— Теперь всё в порядке? — спросил Демьян, когда мы снова оказались в машине.
Пакеты, большие и поменьше, лежали на сиденье возле него. Что в них, представления я не имела. Стоило мне попытаться открыть самый маленький, Демьян перехватил мою руку и сказал, что придётся потерпеть до завтра.
До завтра, так до завтра. Я вспомнила стоящую у нас дома ель, шарики с ручной росписью, пушистую мишуру и покорно убрала руку. Так было даже лучше. Новый год, предвкушение праздника…
— В полном, — ответила я, продемонстрировав ему сапоги.
— Нравится? — спросил он и, когда я согласно кивнула, чуть заметно усмехнулся уголком губ. Во взгляде его отразилось удовлетворение. Так ново для меня, так странно…
Лежащий в клатче телефон коротко завибрировал и пикнул. Достав его, я увидела пришедшее с незнакомого номера сообщение. Подумала было, что это реклама, но, прочитав, ещё раз убедилась: Павел Грачёв вышел на охоту.
«Это мой личный номер, Дарина. Пусть он будет у вас на случай, если вы потеряете визитку».
Ненавязчивое напоминание о себе или способ показать, что он знает, как меня найти, если я не позвоню? Скорее всего, и то, и другое.
— Что-то важное? — спросил Демьян.
Я убрала телефон обратно в клатч. Прямоугольник визитки оказался под пальцами ещё одним напоминанием. Грачёв отлично знал, что я не потеряю её, а вот в том, что перезвоню, уверен не был.
Перезвоню. Обязательно перезвоню, но не этим вечером.
— Просто реклама, — я закрыла клатч и, отбросив его на сиденье, повернулась к Демьяну. — Ничего важного.
Перед тем, как мы выехали к набережной, Демьян приказал ненадолго остановиться возле ближайшего кафе. Попросив меня подождать, он вышел из машины и, приподняв ворот пальто, быстрым шагом направился к двери.
Я проводила его взглядом. Пальцы сами собой сжались на ремешке клатча. Достав телефон, я перечитала присланное Грачёвым сообщение. Сохранила номер и, секунду поколебавшись, удалила текст. Знала, что проверять Демьян не станет, и всё-таки так было спокойнее.
Не прошло и нескольких минут, как он вернулся. Стоило ему оказаться рядом, салон наполнился ароматом свежего кофе с примесью шоколадно-ванильных ноток и морозного воздуха.
— Поехали, — бросил он водителю, захлопнув дверцу и, опустив бумажный пакет рядом с собой.
Не знаю, отразилась ли улыбка на моих губах. Я как сейчас помнила ту ночь, когда он, вернувшись из одной из своих нескончаемых поездок, увёз меня от мыслей, от безысходности. Как таяли короткие, вымеренные мной же самой минуты у тёмной воды. Помнила его поцелуй с привкусом кофе.
Должно быть, мысли отразились на моём лице, потому что Демьян, коснувшись моего колена, негромко сказал:
— На этот раз кофе нам тоже не помешает. Я прав?
— Не знаю, — улыбнулась я чуть заметно. — Но ты так часто бываешь прав, что возражать я не стану.
Под его пристальным взглядом я поправила шарф и принялась застёгивать полушубок. До места нашей прогулки оставалось всего-ничего и, едва я закончила, мы остановились.
— Подожди, — остановил меня Демьян, едва я, не дожидаясь его, хотела было выйти из машины. — На ближайший час можешь быть свободен, — проговорил он, обращаясь к водителю и, стоило тому отстегнуть ремень, чтобы открыть для него дверцу, отрезал: — Я сам.
Вечер, как и несколько тех, что предшествовали ему, был чудесным. Даже здесь, у воды, ветер чувствовался не сильно, зато воздух был свежим, будто пропитанным свободой и особенной жаждой жизни.
Приобняв за талию, Демьян подвёл меня к ограде. Позади раздалось негромкое шуршание шин по влажному снегу.
Оглянувшись на наш автомобиль, я увидела удаляющийся от нас свет фар, тёмное пятно, постепенно сливающееся со всем, что тонуло вдали, поглощённое вот-вот начавшим сменяться ночью вечером.
— Только мы вдвоём, — Демьян подал мне большой стакан.
— Мы вдвоём и кофе, — взяв обеими руками, откликнулась я и снова обернулась к воде.
Где-то там, на дне, лежало обручальное кольцо, пять лет обручем сдавливавшее моё горло. Кем бы я стала, если бы не брак с Эдуардом? Если бы не это время? Понимая, что думать об этом бесполезно, здесь, у величественной Невы, я всё равно не могла отогнать прочь эти мысли.
— Если ты переживаешь о том, как пройдёт заседание, — Демьян снял со своего стаканчика крышку, — не стоит. Всё будет в порядке, я уже говорил тебе.
Переживала ли я об этом? Конечно же, да. Могло ли быть иначе?
Вздохнув, я тоже открыла стаканчик. Аромат кофе стал ярче. Сделав глоток, я поняла, что сладкие нотки — сироп. Карамельный, с чуть заметным привкусом грецких орехов. Блики стоящих на берегу фонарей отражались в воде, пронзённые лёгкой рябью, раскачивающиеся, они завораживали и дарили ощущение спокойствия, как и ладонь Демьяна, опустившаяся мне на талию.
— Хочется, чтобы это всё побыстрее закончилось, — призналась я, прижимаясь к нему. — Хотя бы то, что может закончиться, — сделала ещё один глоток и слизала оставшиеся на губе взбитые сливки. — Может быть, когда-нибудь я смогу совсем не думать об этом… — слова звучали тихо.
Наверное, они были не нужны, но я чувствовала, что должна сказать их вслух. Просто для того, чтобы сказать.
Чувство вины за то, что я сделала, так и не отпускало меня. Но сейчас, по прошествии некоторого времени, после разговоров с психологом, я понимала, что виноватой себя чувствую совсем не перед бывшим мужем. Кровь, что тогда бурыми пятнами темнела на моих руках, была как клеймо. Я убила человека… Никто не имеет права на подобное. Вот только, вернись я в тот день, в тот момент, разве стала бы я что-либо менять? Нет. Потому что обе стороны этой медали были покрыты кровью — его или моей. И виновата в этом была уже не я.
