Такие чешуйки называются окалиной, и до 1938 года они не имели практического применения. В самом деле, нельзя было переплавить их в новую сталь или изготовить из них новую вещь. С годами ситуация изменилась: сейчас окалину смешивают с бетоном, используют для производства новой стали, а также применяют при создании сплавов. Но в 1938 году таких технологий не существовало, и потому сталелитейные заводы окалину просто выбрасывали. К счастью для Леонарда Фрица, на некоторых свалках ее покупали (хотя и задешево), а потом смешивали с другим ломом. Рынок был слабенький и не особо прибыльный, но не конкурентный, и старательная работа одного-двух человек обеспечивала небольшую выгоду. Кроме того, не приходилось переживать, не помешают ли другие добытчики.
Тем не менее поставка окалины на свалки представляла собой тяжелый физический труд, в котором помогали лишь лопата да несколько сит. По словам Леонарда, процесс был прост: берете лопату смеси из окалины, земли и кирпича, бросаете ее на сито и трясете его. То, что остается, и есть – теоретически – окалина. Такая работа делает из юноши мужчину, и Леонард, чей возраст уже приближается к 90, мечтательно вспоминает то время. «В пятнадцать я выглядел не так, как сидя сейчас тут. Я весил сто восемьдесят пять фунтов, во мне было пять футов восемь дюймов, талия двадцать девять дюймов
[20]. Просто бык».
Я смотрю в сторону и замечаю, что полки справа от моего собеседника почти пусты, на них стоит пара безделушек и маленькое изображение Иисуса с надписью: «Я – это путь». Стол тоже пуст, на нем только телефон, чашка с конфетами и маленькая лампа под зеленым стеклянным абажуром. Фриц, будь его воля, наверняка предпочел бы провести наш разговор не здесь, а на свалке.
24 ноября 1917 года журнал Scientific American опубликовал приложение 2186, в котором на странице 328 поместил небольшую статью, начинавшуюся словами: «Мусор – богатейшая боевая подруга Америки: результат удивительной расточительности». Статья появилась во время участия США в Первой мировой войне, когда не хватало важнейших сырьевых материалов (черта, характерная для военного времени). Образованные читатели, несомненно, удивились, узнав, что какая-то группа аутсайдеров, подбиравших их мусор, не просто разбогатела, но и создала ассоциацию, проводившую ежегодные ужины в «Уолдорф-Астории»
[21]: «До войны общий оборот бизнеса в американской торговле мусором в среднем составлял примерно 100 миллионов долларов
[22]. На недавнем собрании торговцев отходами, состоявшемся в Нью-Йорке, объявили новую цифру: сейчас объемы бизнеса превосходят 1 миллиард долларов в год».
Для сторонних людей масштаб торговли утилем и его рентабельность всегда являются неожиданностью, если не вызовом. Несомненно, в основе такого отношения лежит представление, будто в мусорном бизнесе орудуют гангстеры, бомжи и воры. Часто тут замешаны классовые предрассудки (а в Америке начала XX века еще и антисемитизм), однако, безусловно, предприниматели, занимающиеся утилем, происходят из бедных слоев общества. Джеймс Андерсон, автор статьи в Scientific American, недвусмысленно писал о сложившейся ситуации: «Короли макулатуры, которые делают деньги в этой отрасли, не владеют небоскребами на Бродвее, и вы не найдете их ни в одном из зданий на Уолл-стрит. Если вы ищете фабрику макулатурного короля, пройдитесь по набережной и выберите там самую ветхую постройку».
В возрасте 15 лет Леонард Фриц поссорился с отцом и ушел из дома в никуда с $3 в кармане. Весь тот день он бродил около железнодорожных путей, пока не наткнулся на угольный склад Сэддлера в Дирборне. Леонард искал работу, но у Эла Сэддлера не было вакансий. Однако Сэддлер почему-то заинтересовался Фрицем и предложил продать ему свой двухлетний грузовичок «шевроле» за $300 в рассрочку – по доллару в день с того дня, когда Леонард начнет заниматься металлоломом. «Я просто не мог поверить, – вспоминает мой собеседник. – Я мысленно пробежался по разным местам, где можно было найти лом». Теперь Леонард мог не платить другим, а самостоятельно привозить результат своих дневных трудов на базу приема металлолома. И привозить – и продавать – намного больше.
Задачу сборщика Леонард видел в извлечении пользы из того, что другие считают бесполезным или с чем не хотят заморачиваться. «Одна из моих первых работ – извлечь арматуру [стальные усиливающие балки] из дымовой трубы на Джанкшен-авеню, которая упала, – говорит он мне. – И я колошматил трубу и доставал арматуру. Большой старой кувалдой». В те дни он зарабатывал от $4 до $6 в день. «Неплохо, а?»
В другом районе Детройта компания Armco Steel, крупный поставщик автопромышленности, испытывала новый тип сталеплавильной печи. При этом Armco столкнулась с проблемой: подготовка руды для печи стоила примерно $100 за тонну. Металлург-проектировщик новой печи – и по совпадению дочь президента завода – провела расчеты и выяснила, что, если добавить вещество с химическим составом окалины, процесс подготовки ускорится, а стоимость упадет на $99 – до $1 за тонну. Но где же Armco могла добыть достаточное количество окалины для своей печи? По причинам, утерянным для истории, решение задачи поручили мужу проектировщицы, и 2 июля 1938 года он посетил кузнечный завод Келси-Хейеса под Детройтом.
В тот день Леонард Фриц занимался просеиванием трехсоттонной кучи окалины на стоянке у завода Келси-Хейеса, работая по установленной ставке 1 доллар и 25 центов за тонну. В середине дня он оторвал глаза от кучи окалины и увидел подходившего к нему мужчину – представителя компании Armco. «На нем были хомбург
[23] и хорошее пальто из верблюжьей шерсти. А у меня, знаете, не было даже рубашки, потому что я машу лопатой во дворе. Он был выпускником Гарварда, но настоящей жизни не сильно знал. И говорит:
– Ну-ка, парень, сколько у тебя тут такой окалины?
– Думаю, тонн триста.
– Маловато.
– Ну, а сколько вам надо?
– Три тысячи тонн».
Леонарду Фрицу исполнилось всего 15, но он уже разбирался в своем деле. В частности, он знал о свалке в Детройте, куда заводы сваливали окалину годами. «Пришлось бы копаться там и просеивать, – объясняет он. – Зато все было в одном месте». Если мужчина в хомбурге действительно хочет заключить с ним договор на 3 тыс. тонн, ему понадобится помощь в раскопке отвалов, но даже при ставке $1,25 за тонну у него будет гарантированный доход $3750, а этого вполне хватит, чтобы нанять помощников.
– Думаю, смогу наскрести, – ответил Леонард. – Сколько заплатите?
Муж проектировщицы мгновение помедлил:
– Возможно, 32 доллара за тонну.
