В то время как Джунковский начинал расследование скандала в «Яре», Распутин, веселый и пьяный, уезжал из Москвы. Его отъезд подробно описан свидетелем, который хорошо уловил настроение, владевшее тогда Распутиным.
Из показаний в «Том Деле» Константина Яковлевича Чихачева, 48 лет, председателя Орловского окружного суда: «В начале 1915 года, будучи товарищем прокурора Саратовской судебной палаты, я ехал по делу из Москвы в Петроград. На Николаевском вокзале я увидел толпу людей вокруг человека, лицо которого много печаталось в газетах. Распутин ехал тем же поездом… Его сопровождали несколько дам с цветами и конфетами. Он был одет в меховое пальто на собольем меху… бобровую шапку и цветную шелковую вышитую рубашку, подпоясанную шелковым поясом с кистями, и высокие лаковые сапоги (все отметил зоркий глаз судьи! — Э. Р. )… сухощавый, высокий мужчина лет 40 с бесцветными глазами, длинной бородой и длинными волосами… Он шутил с дамами, нервно потирал руки, вертелся на месте, подергивал плечами, был навеселе. Публика на перроне узнала Распутина и с любопытством наблюдала за его поведением (вчерашний нищий крестьянин давно стал „суперзвездой“. — Э. Р. )… Я сел в тот самый вагон 2 класса международного общества, в котором уже было приготовлено маленькое купе для Распутина… В том же вагоне ехали муж и жена Хотимские. Он — чиновник особых поручений при министре государственных имуществ, она — племянница жены Витте (видимо, поэтому Хотимская будет столь бойка, зная отношения мужика с Витте. — Э. Р. ). Она… решила познакомиться с Распутиным, вошла к нему в купе, познакомилась сама и познакомила нас… Распутин пригласил всех нас к себе в купе».
И один из пришедших сразу задал бесцеремонный вопрос: — Послушай, Григорий, где это ты наклюкался? — Да это у Решетниковой… Видел, которая меня провожала… моя поклонница.
«Моя поклонница Решетникова»… Та же фамилия — Анисья Ивановна Решетникова — занесена в полицейский протокол при перечислении лиц, кутивших с Распутиным в ресторане «Яр». Именно эта фамилия сыграет с могущественным главой корпуса жандармов Джунковским очень злую шутку…
РАСПУТИН ГОВОРИТ
Но вернемся в вагон, где продолжается беседа, записанная Чихачевым. Сначала пришедшие разговаривают с Распутиным насмешливо, как баре с подвыпившим мужиком. — Ты, может быть, хочешь еще выпить? — Да разве здесь есть вино?
Не забудем — в России действует «сухой закон». Однако «Хотимские везли из Крыма несколько бутылок красного вина. Откупорили одну, спросили у проводника стаканы, и у Распутина развязался язык… На все вопросы Распутин отвечал охотно, разговор вел непринужденно, нередко даже с увлечением, будто находился в обществе старых знакомых. Он производил впечатление совершенно непосредственного человека, говорившего то, что он думает. На некоторые вопросы он отвечал, что в них ничего не понимает. Ни ханжества, ни рисовки, ни стремления казаться умнее и лучше, чем на самом деле… Он часто уснащал свою речь словами вроде „понимаешь“, часто употреблял нецензурные ругательные слова, жестикулировал, потирал руки, ковырял в носу».
Наконец его попутчики перешли к самым волнующим тогда русского обывателя темам. «О царе и царице Распутин говорил неохотно, но… сказал: „Он прост, но за простоту ему Бог дает. Никто Константинополя не взял, а он, может, и возьмет“… И еще он сказал: „Уговаривают все царя быть Верховным главнокомандующим. Государю хотелось, а я все против говорил. Разве может царь командовать? С него ж за всякого убитого спросят… А царю хотелось. Он даже побелел, когда я стал говорить напротив“.
Поразительное замечание! Значит уже тогда, в начале 1915 года, «царю хотелось» быть Верховным главнокомандующим? Но умный мужик понял, что нельзя…
Этот рассказ Распутина удивительно дополняет запись в дневнике великого князя Николая Михайловича, сделанная в самом начале войны: «29 августа 1914… Очевидно выбор Николая Николаевича Верховным главнокомандующим признается уже неудачным, а самому (царю. — Э. Р. ) взять бразды сложного управления армиями признается еще несвоевременным. Вот когда побьют, да мы отступим — тогда можно будет попробовать! Едва ли я очень далек от истины! Поживем — увидим… « И мужик, и великий князь окажутся правы. Но ясно, что Распутин уже тогда понимал: дни его врага Николая Николаевича сочтены. Царь хотел встать на его место.
А пришедшие продолжают жадно расспрашивать мужика о «царях»… «Распутин очень одобрял, что царица ухаживает за ранеными: „Она по крайней мере узнает, как народ страдает“… На вопрос, не царица ли подарила ему эту великолепную шубу, он ответил: „Нет, поклонница подарила, Решетникова, а царица подарила другую, похуже, которую я теперь не ношу“.
Опять Решетникова… Видимо, она очень богата, если ее шуба была получше царского подарка и поразила даже этих господ…
После «царей» перешли к другой волнующей теме: «Распутин не скрывал, что он любит женщин. Говорил, что они хорошие, только все обманывают. К придворным женщинам и аристократкам относился с презрением… „Дуры! Сами ко мне лезут. Пришла ко мне, просит благодати. Говорила бы прямо, что ей нужно… « На вопрос, почему он пользуется таким успехом у женщин — уж не гипнотизирует ли он их, Распутин с досадой отвечал: «Самый я простой человек, никаким гипнотизмом не занимаюсь и не понимаю, что это значит“.
И наконец, третий волнующий вопрос: «О войне Распутин говорил неохотно… (Еще нельзя выступать против войны, еще все в угаре близкой победы. — Э. Р. ) Он ссылался на то, что воевать вообще не следует. На вопрос, когда кончится война, высказал такую мысль: „Вот возьмут Константинополь, тогда всему крышка“, или отделывался общей фразой: „Воевать люди вообще перестанут, когда мальчишки драться перестанут“.
Потом пришедшие осмотрели его купе.
«На вопрос, кто заплатил за купе, ответил… вероятно, это сделала его поклонница Решетникова… (и снова эта богатая Решетникова! — Э. Р. ). В его купе лежали коробки с конфетами, которыми он угощал других, но сам не ел, выражаясь вульгарно, что он этой сволочи не ест. (Запомним — „сволочью“ он ругает сладкое. — Э. Р. )».
Но все это время Распутин — не один. «Они» — рядом, «они» контролируют каждое движение мужика. И опытный Чихачев тотчас «их» замечает: «Купе рядом с Распутиным было занято каким-то господином… который все время приоткрывал свою дверь, прислушиваясь, что говорят. Это, видимо, был полицейский агент».
В рассказе Чихачева — обычная распутинская история. Пьяненький мужик, начав со смиренных разговоров, постепенно завораживает случайную. компанию в купе. И вот они уже ловят его слова — слова человека из недоступного им мира «царей»… Распутин чувствует: заворожил. Дальше — банальное продолжение: обольщение, вербовка нового женского сердца. «За Хотимской Распутин стал ухаживать, сел рядом, восхищался ее голосом, когда она стала напевать ему романсы и шансонетки… Глаз с нее не сводил, потирал руки от восторга и выражал свое удовольствие чрезвычайно экспансивно».
А затем следует его обычная попытка, уже описанная десятками свидетельниц: «По словам Хотимской, когда они остались вдвоем, он предлагал ночью прийти к нему». И Чихачев сам убеждается, что это правда: «Действительно, уже когда все разошлись и я, позже других проходя по коридору вагона, по ошибке вместо своего купе нажал ручку купе Распутина, то он, ожидая, видимо, прихода Хотимской, вскочил и тотчас отпер дверь купе с радостным восклицанием: „Пожалуйте! Пожалуйте!“…
