Я бы узнал этот голос из миллиона других женщин. Он для меня был словно бальзам на душу, спасительный и чудотворный.
— Вера, Верочка, ты жива?
Не помня себя от радости, я кричал в трубку, вызывая у Веры непонимание и удивление.
— Максим, мне тридцать пять лет. Рано ты меня в покойнички записал. Я замуж собираюсь, детей рожать. Что случилось?
— Вера, как ты себя чувствуешь?
— Максим, это розыгрыш?
— Нет — нет, что ты. Вчера на работе ты приболела, и я отвозил тебя домой. Не помнишь?
— Когда такое было? Брось свои шуточки и Валерке передай привет от меня. Два придурка.
Вера бросила трубку, напоследок отправляя меня в дальнее плавание, под рваными парусами. И я как настоящий лезгин, сын Кавказа, стал танцевать лезгинку, разбрасывая вещи, направо налево, и едва ли не прыгая на колени. Кот от испуга сиганул в окно, отказавшись от завтрака. Настроение поднялось, и, напевая песенку, я отправился на работу. По дороге позвонил Игорю, и поделился фэйковым убийством. Хотелось хоть кому-то выговориться, излить душу.
— Так не бывает, Макс. Вчера упала, лежала мёртвая, сегодня, как ни в чём не бывало, идёт на работу.
— Бывает, друг. В моей жизни и не такое случается.
— Давай сниму о тебе ролик, — предложил Игорь. Под названием «очевидное — невероятное».
— Не вижу смысла.
— Это ещё почему?
— Твой ролик канет в бездну. Не сохранится. Такое мы уже проделывали в парке.
— Когда?
Игорь как всегда ничего не помнил, и я пообещал вечером рассказать. Возле работы старушки торговали цветами, выращенными на приусадебных участках. Я выбрал большой и красивый букетик цветов, купил и поставил Верочке на стол. Офис пустовал, и я с нетерпением ждал своих коллег, радуясь, как мальчишка, тому, что всё плохое позади.
Вера расцвела как майская роза, когда увидела в вазе цветы. Даже небольшой знак внимания, для любой женщины, всегда срабатывает на плюс, и недоразумения растворяются, не оставляя ни малейшего шанса на продолжение. Вера подумала, что цветы принёс Валерка, и неожиданно для всех поцеловала его в щёку. Валерка загорелся, ничего не понимая, и когда я наступил ему на ногу, и подмигнул, сообразил, что это моя затея с цветами.
— Совет вам да любовь, дети мои, — сказал я громко, и похлопал в ладоши.
Кузьмич завидя обстановку всеобщего веселья, чуть слезу не пустил. Валерка силком вытащил меня на улицу, перекурить.
— Ну ты брат даёшь, не ожидал, честное слово. Спасибо конечно.
— Валерка, я же знаю, как ты неровно дышишь к Верочке. И решил помочь. Приступай к активной фазе, приглашай женщину в кино, или ресторан.
— Ты думаешь, она согласится?
— Естественно. Не лови мух, иначе уведут Веру, из-под носа. Потом будешь локоть кусать и не достанешь.
— В обед подойду к ней, и приглашу.
— Какой обед?
— Иди сейчас, не теряй свой шанс. Куй железо, не отходя от кассы.
— Рубашка не совсем свежая, Макс, ты же видишь, и брюки.
Валера оттянул воротник, и слегка смутился.
— Вера постирает и погладит.
Я втолкнул Валерку в офис, и затоптал туфлями окурок. До вечера время быстро пролетело, и я с хорошим настроением возвращался домой. Всё-таки приятно, когда сделаешь добрый поступок. Бескорыстный. Валера ушёл с Верой под руку, и скорее всего завтра их на работе не будет. Так завтра воскресенье, по моему календарю. Точно. Хотя у нормальных людей вторник, учитывая, что сегодня понедельник.
В метро я спускался, слушая композицию Леди Гага и Элтона Джона, и не обращал внимания на окружающих. На улице стояла жара, бабье лето, а в подземке как обычно, было прохладно и ветрено. Из тёмных тоннелей выскакивали поезда, двигаясь по расписанию. Я не успел на свой поезд, и до следующего предстояло ждать почти десять минут. Усевшись на скамейку, вытащил телефон и написал Наташе. Она не ответила и сообщение зависло. Я повторно отправил, но безрезультатно. Ничего не понимая, огляделся. Привычная суета на перроне, поезда мчатся во все стороны, с гулом и грохотом. Даже через наушники, я слышал, как пробивается мерный стук колёс и забористое, раскатистое эхо подземных недр.
Машинисты поездов включали торможение и протяжный свист, словно гудок, на причале маленького судёнышка, знаменовал прибытие следующего состава. Мой поезд на несколько минут задержался, и я заглядывал, с нетерпением в мрачный тоннель, ожидая спасительный луч света. Вагон был полупустым, и, усевшись в самом конце, я по привычке закрыл глаза. Объявили следующую станцию, двери закрылись, и поезд тронулся. Мне всегда нравилось отправление, когда включалась максимальная тяга машинистом, и весь состав, стремительно набирал обороты. Внутри в такие минуты всё замирало, на короткие мгновенья, и я ощущал на себе, всю мощь технического прогресса.
Открывая глаза, я с недоумением обнаружил, что вагон пустой. Совершенно. Напротив, меня сидел измождённый пожилой человек, в старой, выцветшей от времени форме, работника метрополитена. Форма не утратила свой былой лоск и шик, и сидела идеально. Видно было, что человек следит за ней, гордится, и носит с удовольствием, несмотря на почтенный возраст. Старомодные ботинки, со шнурками, блестели, от ваксы, и прекрасно сохранились. Седые, густые волосы, больше походили на парик, и возникшая реакция, потрогать их рукой, была естественной в таких случаях. Между ног старика, стояла деревянная трость. И упираясь в неё руками, он дремал, с блаженным выражением на лице. Первая мысль, проспал, и вагон загнали в тупик. Тишина обескуражила и заставила подойти к двери, и прислонится к стеклу, чтобы получше разглядеть, где остановился вагон. Кроме серых стен, и длинных чёрных кабелей, висевших на стальных крючках, я ничего не увидел. Пробы руками растянуть двери, и выйти наружу, закончились неудачей. Я топтался на месте, боясь крикнуть и позвать на помощь. Не хотелось разбудить своего единственного попутчика, и, вытаскивая телефон, увидел, что связи нет, и вместо привычных горящих антенн, стоят крестики.
— Чудно я отдохнул, — услышал я за спиной приятный, бархатистый голос.
Оборачиваясь, увидел своего попутчика, отложившего трость в сторону, и потягивающегося. Для старика, он обладал крепкой фигурой, и сильными руками. Чем-то притягивал к себе этот удивительный человек, обладая не только хорошими физическими данными, для своего возраста, но и невидимой внутренней силой, и уверенностью.
— Максим, если не ошибаюсь?
— Максим, но откуда вам это известно?
Я копался в сумке, в поисках сигарет, и вопрос застал врасплох. Хотя разглядывая по лучше его внешность, язык не поворачивался называть стариком. Светлое лицо, одухотворённое, без единой морщины, выбрит до синевы на щеках, голубые глаза, большие, пронзительные, тонкие губы, как одна полоска, маленький нос, и улыбка располагали, к мягкой, задушевной беседе. Речь правильная, быстрая, с умением вставить острое словцо, совершенно не обижая собеседника.
