Лук повернулся и едва снова не упал на колени. Я вовремя его схватил и пнул коленом под зад.
— Лук, топай вперёд, по дорожке, и не сворачивай.
— Куда мы идём? И почему нет людей?
Меня самого удивило незнакомое место. Деревья, кусты, чуть вдалеке крыши домов, высотки. Мы спускались с пригорка, и я увидел монумент «Родина — Мать», и чуть успокоился. Значит Киев, не иначе. И хорошо, что зима закончилась, и можно не ждать кучера с лошадьми, прятаться в тулуп, от мороза и снега. Я чувствовал куда идти, и подталкивал Лука на нужную дорогу. Тот уже успокоился, не видя роты солдат с автоматами, готовыми поставить к стенке, и как врага революции, расстрелять. На улицах стояли советские памятники, как и прежде, и город выглядел как в фильмах годов восьмидесятых. Пузатые троллейбусы, трамваи, «Волги», «Жигули», сновали по улицам, не создавая пробок и помех пешеходам.
— А это чё такое?
Лук ткнул пальцем в толпу молодёжи, с большими кассетными магнитофонами в руках, и на полу. Молодые люди сидели на бульваре, пили пиво, и громко слушали музыку, вызывая недовольство прохожих, и осуждение. Девушки, с ярко-красными волосами, в джинсах, курили, и слегка пританцовывали, под знаменитый альбом Майкла Джексона «Thriller». На нас косились, как на деревенщину, провожая долгими, вопросительными взглядами. Хотя одежда не очень отличалась от времён, Виктора Цоя, группы «Наутилус Помпилиус», и Гарика Сукачёва.
«Чем пестрее — тем круче!» — девиз модников и модниц 1980-х годов. Яркие надписи, бахрома на джинсах, юбках, стразы, цветные пуговицы.
Девушки в леггинсах, лосинах, обязательно кожаная куртка, ремень широкий на талии, туфли-лодочки. Причёска с начёсом, и объёмные чёлки. Сейчас говорят «винтаж», как стиль одежды.
Разноцветные браслеты, на руках модниц, причём все как один пластмассовые. Количество браслетов, на руках модниц, было многочисленным, и мужчина часто не понимал, зачем столько, и для какой цели. Но если женщина занималась аэробикой, спортивными танцами, их крутили по ящику, то это добавляло ей определённый лоск и шарм. И стиль свободной, раскрепощённой девушки, которая смело смотрит вперёд, в сторону загнивающего запада, впитывая культуру, и традиции капитализма.
Эпоха диско, тяжёлого рока, не обошла и парней. В широких джинсах, турецких свитерах, изношенных кедах, и кроссовках, парни любили кожаные куртки, с заклёпками и молниями. Пивом, и мыльной пеной, делали укладку волос, повышая крутость, в глазах других людей.
У меня были ощущения, что я снова оказался в детстве. Такое бывает, когда видишь в магазине красивые, яркие, игрушки, и завидуешь детям, «белой завистью», потому, что у тебя самого, такого никогда не было. И представляешь себя самого, десятилетним мальчишкой, как усаживаешься в электромобиль, и мчишься по улицам, к друзьям, похвастаться своим новым приобретением. Так и здесь, с мифическими крыльями за спиной, я ощущал себя ребёнком. Взрослым. С багажом знаний, и всё той же детской непосредственностью. Воздух Киева не был пропитан ядовитым смогом, сладкий, упоительный. Люди приветливые, и дружелюбные.
Группа школьников, в синей, форме, с красными галстуками, и седовласым учителем, шла с цветами к памятнику Ленину. Там уже стояли другие дети, и, отдавая салют, уходили, всё так же ровным строем. Играла песня, «взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих».
Я не увидел в этом ничего дурного. Во времена, когда люди всё разрушили, жили с непонятной даже для взрослого человека идеей, возвращение в прошлое, это своего рода экзамен. На зрелость. И нравственность. Уважая других людей, даже с иными взглядами на мир, нельзя уподобляться животным инстинктам. И втаптывать в грязь, то, что другим людям дорого и свято.
Здесь у детей нормальное детство, без гаджетов, интернета, приставок, и прочих засоряющих умы хреновин. Без книжных поучений Стива Джобса, и стареющего Майкла Тайсона. Без «Дома» два, три, четыре, пять… И «Караоке на Майдане». С вечно молодым, как Мао Дзедун, продюсером Кондратюком. Играют в футбол на улице, не в спортзале, с прорезиненным покрытием, безопасным для человека. Плавают в реке, писяют, какают в воду, и вода, при этом не окрашивается в чёрный цвет, как в бассейне. Ездят с родителями на дачу, за город, собирать клубнику, без детских кресел, в «Москвичах», «Жигулях», не пристёгиваясь. И все живы и здоровы. На реке надувают камеру от «ГАЗ-63», или «ЗИЛа», ныряют и плавают. Ходят в обычную школу, и не посещают дополнительные занятия. Не слушают песни, с сомнительным содержанием, не имеющим отношение к реальной жизни, и русскому языку, о чумачечей весне… И по-настоящему счастливы, несмотря грядущие перемены, с развалом Союза.
Люди смотрят телевизоры «Электрон» и «Берёзка», слушают западные радиостанции по рижским приёмникам «ВЭФ», отчёты пленума ЦК транслируют и днём, и вечером, и по чуть-чуть впитывают западные ценности, вместе с чехословацкими жвачками, пластинками, джинсами. Во дворцах спорта, и на стадионах выступает Алла Пугачёва, и София Ротару, слово секс, приобретает новые формы и звучание, и большинство не хочет жить по-старому. Правда ещё никто не знает, что принесёт западная культура до конца, но надеются они на лучшее.
— Мы куда попали?
— Не видишь сам, Киев.
— Киев? Но он не такой как обычно.
— Такой, такой, привыкай.
— Ну — да, ну — да, и то верно.
Лук заметно повеселел и прибавил шаг.
Честно говоря, я сам ничего не мог сообразить, хотя старался сохранять спокойствие. Улыбался прохожим, и искал глазами Часовщика. Зная, что он обязательно появится, иначе вся эта затея с хакером ничего не стоит.
— Здесь нет связи.
Лук вытащил свой мобильник, протянул мне, чтобы я убедился.
— Дай сюда, мне кажется, что он тебе больше не понадобится.
— Это ещё почему?
Лук насупился и застыл возле женщины торговавшей мороженым. В белом колпаке, халате, она мило улыбалась, и быстро отпускала покупателей, отсчитывая мелочь, и пряча купюры в карман.
— Вам «Пломбир», или «Эскимо», молодые люди?
— Извините, у нас нет денег.
Я вытащил гривны, покрутил в руках, и спрятал в сумку. Абсолютно бесполезная вещь. Если показать, ещё вызовут милицию, и арестуют, как фальшивомонетчиков. Толкая Лука, я покрутил пальцем у виска.
— Ты хочешь неприятностей? Или тебе своих мало?
— Слушай, зачем мы сюда пришли?
— Узнаешь, не торопись. Я спасаю тебе жизнь, Лук. Наверняка, за убийство человека, тебя могут надолго посадить в тюрьму.
— Ты знаешь об этом?
Лук испугался и хотел сбежать. Только не успел.
— Куда, куда, стой на месте, и не буди во мне зверя.
— Кто ты такой?
Хакер с любопытством заглядывал мне в лицо, и часто моргал.
Бывают люди нестандартной внешности. Внешний вид, обычного, простого человека, лет сорока пяти. Статный, широкоплечий, в костюме, далеко не новом, и поношенных туфлях. Словно, только, что вышел с собрания, Свидетелей Иеговы, и никак не может понять, правда, или нет, то, что написано в Библии, и рассказывал молодой, но мудрый пастор.
