– Бен тоже любит печенье? – спросила Алеа. Ей хотелось загладить свою вину перед капитаном.
– А как же! – воскликнул Сэмми. – Печенье не любят только дураки. А Бен не дурак. Бен просто супер – как и печенье!
Алеа рассмеялась.
– Пойду-ка я на свою койку. – Сэмми повернулся и шмыгнул в свою каюту. Прежде чем открыть дверь, он ещё раз обернулся и посмотрел на Алеа. – Ты что-нибудь коллекционируешь?
– Коллекционирую? Нет. Только винные бокалы.
– Я коллекционирую катышки, – сообщил ей Сэмми и исчез в каюте.
Алеа пропустила это мимо ушей и занялась выпечкой. Она так часто помогала Марианне в готовке, что противень печенья не представлял для неё большой сложности. Через двадцать минут печенье уже стояло в духовке, а Алеа стала наливать в чайник воду из-под крана, чтобы вскипятить её на газовой плите – со всей осторожностью, разумеется. Что бы ни произошло с ней накануне, она и впредь будет обращаться с водой очень осторожно.
Ей вспомнилось, как сверкала зеленоватым цветом её кожа. В воде на коже не появилось никаких волдырей, хотя именно так и должно было произойти, если бы всё, что рассказывали Алеа до сих пор о её болезни, было правдой.
Алеа закусила нижнюю губу. Неужели теперь придётся постоянно мучиться вопросом, правда ли это? Правда ли она так больна, как считала прежде? Может, существует какая-то возможность это выяснить?
Алеа заметила, что чайник почти наполнился и нужно закрыть кран.
Но она этого не сделала.
Она напряжённо следила, как вода переливается через край в раковину, бежит по пальцам её левой руки и исчезает в перчатке.
Алеа задрожала. Всё в ней, каждый мускул и каждый нерв, было напряжено до предела, а правой руке не терпелось схватить полотенце и насухо вытереть кожу. Но она не шелохнулась. Она смотрела, как по пальцам стекает холодная вода, и ждала.
Ничего не произошло. Ни жжения, ни зуда, ни покраснения. Ничего. Совсем наоборот. Ощущать холодную воду на коже было даже приятно.
Алеа нахмурилась. Все последствия, о которых ей так настойчиво твердили…
Она решительно закрыла кран и достала из шкафа стакан. Ей хотелось выяснить это прямо сейчас. Она должна узнать, напрасно ли она все эти годы так боялась.
Она налила в стакан холодной воды из чайника и… выпила её.
Её внутренняя программа безопасности кричала «Берегись!», но она не обращала на неё внимания. Подождав несколько секунд, Алеа сделала следующий глоток. И ещё один. И ещё. К этому моменту её глотка уже должна была распухнуть. Алеа ждала. Но в её горле совершенно ничего не происходило.
Под громкие удары сердца она не мигая смотрела на оставшуюся в стакане воду.
– Никакой ты мне не враг, да?
Вдруг в воде мелькнули медные завитки. Они двигались по кругу на дне стакана, а затем стали подниматься к поверхности. Потом вдруг скрутились в клубок, снова развернулись, снова скрутились и вдобавок ко всему приобрели красноватый оттенок.
Алеа вытаращила глаза. Что это было? Уже не в первый раз она замечает в воде всякие странности. Уже не однажды ей казалось, что она различает там цвета или формы, но она упорно принимала это за галлюцинации.
Завитки в стакане продолжали подниматься, как будто спешили к Алеа. Как будто хотели ей что-то рассказать.
– Что ты хочешь мне сказать? – прошептала Алеа.
Тут медный налёт в стакане вдруг преобразился. Алеа не поняла, что именно произошло, но в нём что-то… открылось.
Алеа ахнула. На кратчайшее мгновение она увидела в медных пятнах себя. Не своё лицо, а своё… сердце. Вода отражала её чувства! Растерянность, восторг, неуверенность, облегчение, надежду, страх – цветные завитки в воде отражали это каким-то волшебным образом.
– Неужели пахнет печеньем? – голос Тесс вырвал Алеа из оцепенения.
Она вздрогнула и поспешно поставила стакан на место.
– Да, я испекла! – ответила она несколько громче, чем следовало бы.
Тесс подошла ближе. На её лице мелькнуло подозрение – и разочарование, когда она увидела, что Алеа действительно отставила в сторону обычный стакан. Она схватила стакан и, зажмурившись, стала пить.
– Фуф, – удивлённо сказала она, сделав последний глоток. – Ничего особенного, простая вода!
– А ты что думала?
– А вдруг виски?
Алеа смотрела на неё во все глаза:
– Виски? Ты думаешь, я буду пить алкоголь?! Это же просто ужасно!
Тесс пожала плечами:
– Мы друг друга почти не знаем. До сих пор у меня было ощущение, что ты… как это говорится… что-то скрываешь? – Она снова пожала плечами. – По крайней мере, ведёшь ты себя порой очень странно.
Алеа сглотнула.
Тесс посмотрела ей прямо в глаза.
– Спасибо, что помогла мне вчера, когда я висела на перилах. У меня случился приступ паники, и я… растерялась. – Она отвела взгляд в сторону, словно ей было трудно благодарить Алеа. Затем снова посмотрела на неё. – Но ты всё равно какая-то странная. Ты ведь соврала, что не умеешь плавать, да? Сэмми и Бен видели, как ты плыла! Зачем врать про такое?
Алеа опустила голову:
– Я не врала.
– Ах, нет? Значит, научилась плавать за одну минуту, едва оказавшись в воде?
Алеа даже не стала её убеждать, потому что Тесс всё равно бы не поверила.
Повисла неловкая пауза, и Алеа смахнула с юбки следы муки. Но Тесс ещё не закончила:
– Знаешь, вокруг тебя будто стена, и ты за ней прячешься.
То же самое Алеа могла бы сказать и про Тесс, но промолчала. Алеа была слишком расстроена, ведь она уже ощущала себя частью этой шайки! Никогда в жизни она ещё не чувствовала такой сильной связи с другими людьми! Но что, если из-за её странностей ребята относятся к ней иначе?
– Да, у меня есть тайна, – кивнула Алеа. Она хотела доверять Тесс. И хотела, чтобы Тесс доверяла ей. Но для этого придётся сделать в её сторону первый шаг. – Я ношу эти перчатки, чтобы кое-что скрыть.
– Да? – Тесс вскинула брови. – И что же?
Они смотрели друг на друга, и Алеа знала, что то, что произойдёт дальше, либо укрепит их дружбу, либо задушит её в зародыше.
Алеа сняла перчатки. В животе у неё всё сжалось, а в горле словно прошлись наждачной бумагой, но она должна была это сделать. Она медленно подняла руки и раздвинула пальцы.
Тесс ахнула:
– Что это?!
– Это было у меня всегда, – объяснила Алеа, пока Тесс не мигая уставилась на её волдыри и шрамы. – У меня… у меня заболевание. – Хотя теперь Алеа не знала, так ли это на самом деле. Но сейчас лучше было сказать так, чем произнести что-то вроде «Это мои перепонки в сухом состоянии».
