И чтобы протянуть подольше, он постоянно поглядывал по сторонам. Хотя внутренний голос и твердил ему, что он ведёт себя, как излишне беспокойный дурак…
Голос заткнулся в тот момент, когда из-за изгиба склона выметнулось три десятка незнакомых касадоров на воллах. И куда они скачут – было ясно сразу. Целью их были женщины, стиравшие бельё.
Правда, те женщины, которых Дан не пустил вниз, опасность увидели сразу – и кинулись бежать. Однако они-то пустились наутёк с корзинами белья и на своих двоих, а вот преследователи были на воллах. И единственным, кто стоял между ними, был Дан. И его винтовка. И три револьвера.
– В лагерь! Живей! – заорал он пятерым женщинам в овраге, вскакивая на камень и поднимая винтовку. – Бегите!
Свистнула пуля, выбив каменный осколок из камня, на который вскочил Дан, и он, прицелившись, выстрелил в ответ. Скачущего касадора не убил, но спешил. А поскольку спешил неожиданно, то тот, когда поднялся, мог разве что хромать. Сразу после выстрела Дан скрылся за камнем, загоняя в ствол новый патрон и глядя, как пять женщин вылезают из оврага и бегут в сторону лагеря. Слишком медленно!..
Дан высунулся сбоку от камня, поймал в прицел ближайшего касадора, – а потом выдохнул, взял упреждение и выстрелил. Касадор с криком схватился за бок и начал падать с волла. Дан забросил винтовку за спину и потянул револьверы из кобуры, одновременно бросаясь к той самой группе камней, за которой раньше женщины ждали своей очереди постирать.
Зазвучали выстрелы, но пули все прошли мимо Дана. Стрелять в движении, сидя в седле, да ещё и по движущейся мишени – это было особое умение, которое не всем давалось.
Дан прижался спиной к камню, выставил револьвер и разрядил его в нападающих. Ещё четверо вадсомадов отправились на суд к Господу, и Дан очень надеялся, что тот учтёт прискорбный факт, что эти уроды напали на женщин, наплевав на все правила Фор-Носта.
Сам же он, чтобы раньше времени не отправиться следом, перемахнул через камень, спешно вытягивая второй револьвер. Часть нападающих успела его миновать, преследуя женщин. Вот им-то в спину он и отправил семь смертоносных подарков. В этот раз не повезло пятерым, и Дан с удовлетворением отметил про себя, что так он быстро все три десятка перестреляет.
Вот только оставшиеся два десятка нападавших отчего-то не захотели быть перестреляны… Они поняли, что им попался меткий противник, и принялись кружиться, паля в Дана.
Пришлось забиться в укрытие между тремя обломками скалы и отстреливаться уже оттуда. Он видел, как мимо проскакали четыре касадора, у которых через крупы воллов были перекинуты пленницы. И даже успел порадоваться, что это были пленницы, а не их трупы. Но из своего укрытия он не видел, что происходит в направлении лагеря. Стрелять в тех касадоров, кто взял с собой женщин, он побоялся. Убьёшь вола – и пленник при неудачном падении может шею сломать…
Злость он сорвал на тех, кто блокировал его в убежище, расчётливо ловя их в прицел через узкую щель между камнями. И вгоняя в их тела одну пулю за другой. Если бы вадсомады не украли четверых женщин из номада, а сам Дан не нарушил бы правила, став единственным в охранении, сегодня он мог бы собой гордиться – половина нападавших получила по заслугам, а сам молодой касадор отделался парой-тройкой царапин.
Оставшиеся враги решили не искушать судьбу и спешно развернули воллов в обратном направлении. Дан перезарядил один из револьверов, вскочил на камень – и только зубами скрипнул… Четырнадцать воллов уносили пятнадцать врагов и четырёх пленниц прочь, в то время как в лагере только начали шевелиться…
И не надо было быть провидцем, чтобы догадаться, кого в этом обвинит Рональд.
Дан был уверен, что это будет именно он, а не Стивен, который ни с того ни с сего закатил ему истерику. Касадор бежал к лагерю и мечтал только об одном – чтобы Старик был на месте. Это был единственный человек, который мог спасти его от праведного гнева главы номада…
К югу от Подковы Сборщика, три дня пути от города Стеинхольвег, Марчелика. 21 апреля 1935 года М.Х.
Ивар был в бешенстве. Увидев, что из всего отряда вернулась только половина с четырьмя пленницами, он захотел поехать и пристрелить Стивена – полностью уверенный в том, что его люди, вопреки обещаниям Айвери-младшего, наткнулись на всю охрану номада. Что, кстати, и подтвердили его касадоры.
– Ивар, их охраняли! – сообщил ему, слезая с волла, командир отряда Ронни. – Мы потеряли половину!
– Чёртов врун! – взревел Ивар. – Он же сказал, что охраны не будет! Я его убью… Сколько их было?
Его касадоры переглянулись, а Ронни замялся, но всё же ответил:
– Ивар, их там было несколько. Мы, сам понимаешь, не всех увидели…
– Я убью его! – Ивар в бешенстве схватил одну из пленниц за волосы, поднял голову и посмотрел в юные заплаканные глаза. – И вас, сучки, я тоже убью! Сначала не хотел, а теперь точно убью!
– Оставь девочку в покое, напыщенный дурак! – неожиданно произнесла другая пленница, поднимая на него жёсткий упрямый взгляд. – Врут тебе твои люди!
– Молчи, сука! – Ронни уже занёс руку для удара, но Ивар схватил его за запястье и посмотрел прямо в глаза. – Она врёт, Ивар… Просто хочет…
– Я сам разберусь! – проговорил Ивар, отталкивая своего касадора и подходя к пленнице. – Что ты там сказала про моих людей, кошёлка старая?..
– В охране был только один молодой касадор, – упрямо выдвинув челюсть вперёд, ответила женщина и посмотрела ему в глаза. – Я не знаю, с кем ты там договаривался, и кто тот урод, кто предал номад, но он тебя не обманул… Не трогай девочку!
Луиза не была особо смелой женщиной – а это именно она посмела высказать Ивару правду. Луиза просто была любящей матерью, которая каждый Божий день боялась за сына и дочь.
А ещё она боялась за каждого мальчишку и каждую девчонку в номаде. Потому что после рождения своих детей неожиданно поняла, что чужих детей, в принципе, не бывает. И когда озверевший касадор грозил убить Мэнолу и других захваченных женщин, в Луизе, возможно, впервые в жизни проснулась отчаянная храбрость.
– Ты мне соврал… – тихо проговорил удивлённый до глубины души Ивар, поворачиваясь к командиру налётчиков. – Ронни, чтоб тебе сгнить заживо, ты мне соврал!..
– Я не врал, это она… – предпринял попытку перевалить всё на женщину Ронни.
Однако Ивар не первый день жил на свете. И переглядывания касадоров, и отчаяние в глазах пленницы говорили вполне чётко и понятно: ему сейчас врали его люди.
– Ты!.. Ты потерял пол-отряда!.. – взревел Ивар. – Ты не смог убить одного – одного, сучий ты выродок! – охранника! И ты врал мне в глаза, ублюдок!..
– Ивар…
Закончить Ронни не успел. Кулак предводителя влепился ему в нос, отправляя прямиком на землю.
Ронни зло посмотрел на Ивара, стирая рукавом струйки крови, сбегавшие от носа к губам, и понял, что тот не остановится на одном ударе. Ивар был в бешенстве и не отступил бы от намерения жестоко избить провинившегося. А Ронни не хотел, чтобы его жестоко били.
