Все в номаде знали, что малыш Алекс мечтает о револьвере. Но отец его был сборщиком – и очень не хотел, чтобы сын шёл в касадоры. А теперь, когда не стало ни отца, ни привычной жизни, Алекс всё давил на мать, чтобы та не бросала жизнь в номадах.
– Поедем, – кивнула Анна очень серьёзно. – Мой бедный Виктор умер неотомщённым…
– Я тоже поеду, – неожиданно сказал Бенедикт. – Я с вами…
– Бен, сын! – возмущённо проговорила Луиза. – Мы ведь говорили с тобой об этом!
– Да, мам, говорили… – кивнул Бенедикт и грустно улыбнулся. – Но я не умею жить в городе, мам. Если ты хочешь, вы с сестрой отправляйтесь на побережье. А я своих не брошу…
– Я тоже их не брошу, мам, – сказала Кристина, и упрямое выражение на её лице сделало девушку до боли похожей на саму тётю Луизу.
– Дан! – возмущённо проговорила её мать, глядя на молодого касадора. – Ты всё это слышишь?!
– Слышу, тётя Луиза, – вздохнув, кивнул он.
– Запомни, Дан! Запомни этот момент! Видит Бог, эти двое сегодня подняли первый бунт против матери! Значит, поднимут когда-нибудь и второй!.. – Луиза говорила крайне возмущённо, но люди вокруг только хихикали себе под нос, потому что она делала уже множество подобных предсказаний, ни одно из которых не сбылось. – И ты ещё будешь рад, если этот бунт они поднимут не против тебя!..
– Да, тётя Луиза, – покорно кивнул Дан.
– …Ладно, еду с вами! – сказала Луиза, с тоской представив себе маленький домик на окраине какого-нибудь порта на побережье Марчелики, а потом безжалостно разрушив мечту набежавшим цунами. И перед её мысленным взором вновь встали равнины бесконечной Марчелики.
– Тогда делаем так… Нам нужны патроны, нужны припасы. И ещё надо избавиться от лишней добычи, – проговорил Дан, поднимаясь, и принялся раздавать указания.
Роль предводителя была ему непривычна, но молодой касадор не готов был пасовать перед трудностями. Старик на славу обучил своего воспитанника. И если, чтобы достигнуть цели, Дану требовалось стать предводителем вадсомада, то он не боялся этой нелёгкой ноши – а просто взваливал её на свои крепкие плечи.
Стеинхольвег, Марчелика. 3 мая 1935 года М.Х.
Люди шли пешком. Обычно люди не ходят по центральным равнинам Марчелики пешком. Это вызывает так много неудобств, что легче вообще никуда не ходить.
И, тем не менее, люди шли, кляня на чём свет стоит глупого Стивена, который даже власть нормально удержать в номаде не смог. А ещё глубоко в душе ненавидя Дана Старгана, потому что этот жадный ублюдок оставил им так мало фургонов и воллов, чтобы можно было либо ехать самим, либо везти добро, которое никто не хотел бросать. В результате все фургоны были забиты вещами, а люди шли пешком, рядом с воллами.
Только для детей делали исключение, иногда сажая их на козлы к вознице или на ступеньки фургона. Быть возницей в такой ситуации хотели все, но не все могли. Люди шли, переставляя ноги, как заведённые. Многие так устали, что не могли уже толком говорить. И даже по сторонам не смотрели – только вперёд.
Многое было в пути: и истерики, и слёзы, и ссоры… Но к тому моменту, как остатки номада Айвери добрались до Стеинхольвега, всё закончилось и быльём поросло. Осталась только робкая надежда, что дальше им идти не придётся…
Стивен вёл людей к городу. Он тоже устал. Смертельно устал. Не из-за того, что пришлось идти пешком – вовсе нет. Стивен так долго изображал из себя касадора, что всё-таки немного им стал. Поэтому от ходьбы он уставал куда меньше. Это сборщики, женщины и дети в номаде редко разгуливают по равнинам, да и вообще почти не покидают расположение лагеря. А касадорам приходится и на воллах ездить, и пешком ходить – так что это Айвери-младшего бы не сломило.
Но Стивен устал переживать. Он, как и многие другие люди, всё ещё мучился вопросом, почему Дан оставил его в живых. Почему не пустил пулю в лоб? Ведь сам Стивен, да и другие члены номада, именно так и сделали бы, окажись они на его месте. Но поступок Дана оставался ему непонятным, а оттого – страшным. И Стивен боялся… Каждую минуту он ждал смерти, каждое мгновение страшился услышать звук своего последнего выстрела… Однако дни шли, а его никто не убивал.
А ещё Стивен устал от проклятий в свой адрес…
Люди, что недавно поддержали его, теперь проклинали своего лидера за то, что не сумел удержать власть, не сумел расправиться с молодыми касадорами, не сумел довести номад до сбора самфуна.
Люди, которых он использовал втёмную, ненавидели его за то, что тот поссорил их с Даном и его друзьями.
А люди, потерявшие родственников, которые выступили против Стивена, вообще желали ему адских мук ещё при жизни. Теперь вслух, больше не скрываясь. Они даже не представляли, как их проклятия сейчас были близки к осуществлению…
Было ещё кое-что, что мучило Стивена – это сожаления. Сожаления о том, что он потерял номад, о том, что не предусмотрел всего – и вообще о том, что теперь никогда не сбудется… Стивен частенько представлял себе своё радужное будущее, наполненное удовольствиями, деньгами, победами и уважением окружающих.
А теперь всё это рассыпалось в прах… Люди ненавидели его, а денег не было вообще – потому что проклятый Дан не оставил ему и сотни во, отобрав его личные сбережения вместе с казной. Стивен был теперь самым бедным человеком в номаде… Точнее, в его убогих и жалких остатках.
И только когда на горизонте замаячили домики Стеинхольвега, измученные люди, как и их ненавистный предводитель, слегка встрепенулись и воспряли духом. Шаг стал увереннее, а в уставших глазах появился проблеск надежды. Конец пути был совсем близок. Стивен даже перестал бояться, что его убьют, и начал, наконец, обдумывать новые планы на будущее.
В городе, надо сказать, уже заметили процессию.
Градоначальник и его приближённые, в число которых входил отец Иоахим, а ещё целая толпа любопытствующих, но вооружённых жителей вышли на окраину – встречать незваных гостей. Центральные области Марчелики всегда были опасным местом, и нежданных гостей на всякий случай принято было привечать не хлебом-солью, а порохом и пулей.
На небольшом холме, откуда отлично просматривалось будущее место встречи, завозились Вульф, Иоганн и Дан, заранее занявшие позицию для стрельбы. Ещё вчера, когда вернулся Ламмерт и сообщил, что их бывший номад на подходе, они свернули лагерь и перенесли его подальше от города. Припасы были куплены, добыча продана, и здесь им делать было больше нечего.
Рано утром трое исполнителей грязного, но справедливого дела вернулись к Стеинхольвегу. Они устроились на холме, стараясь не показываться на глаза здешним жителям. И видели, как Стивен, приняв чуть более горделивый вид, чем во время перехода, немедленно вырвался вперёд.
Приглядевшись, Дан подметил, как поджал губы отец Иоахим при виде предателя Айвери, но снова сосредоточился на прицеле. Стивен подошёл к градоначальнику, остановился…
