Но более всего удивляло и умиротворяло ощущение любви, струящееся теперь сквозь каждую молекулу и секунду. Настоящего мира, спокойствия, уникальной тихой радости, безграничного доверия. Когда ты в чем-то важном уверен до конца, когда в этом уверены все.
Когда я открыла глаза, то увидела, что мое тело, а также тело лежащего рядом Эйса и руку Гэла обтекает удивительный поток почти незаметной энергии. Голубоватой, похожей на реку, полупрозрачной. И поток этот чуть мерцает, иногда завихряется, в точности повторяет каждый наш изгиб, каждую впадину.
‒ Что это? – спросила я тихо и даже попробовала потрогать неизвестную субстанцию пальцем. Она чуть колыхнулась и продолжила течь дальше. Ласковая, светящаяся.
‒ Контур, ‒ ответил Эйс.
Я почти минуту созерцала то, что никогда не ожидала увидеть глазами. И мне вдруг стало ясно, что этот самый Контур не рождается из трех оргазмов, как всегда предполагала Шенна, ‒ он рождается из чего-то другого, более глубинного. Из настоящей объединенности, из взрыва, когда три на самом деле являются одним, а не просто слиты физически. Этот Контур – концентрат бытия в любви на всех уровнях, и возникает он исключительно у тех, кто это прочувствовал. Мне не нужно было читать энциклопедии, чтобы это понять. Я теперь просто это знала.
И потому закрыла глаза.
Мне был важен не Контур. А тот мужчина, который лежал спереди. И еще тот, который лежал позади. Я любила этот мир, в котором они есть. В котором есть мы.
Глава 8
(Sara Bareilles – I Choose You)
‒ Может, зиплайн?
‒ Чтобы я обмочилась от страха во время спуска?
‒ Мокрые пятна не видны на темных штанах. Мы тебе подберем.
Я сделала вид, что сейчас кину кусок свежего круассана в Эйса – тот шутливо нырнул за плечо Гэла. Солнечное идеальное утро: горячий кофе, свежая выпечка и самая лучшая компания на свете. Мы обсуждали планы на грядущий день, может ‒ сразу два.
‒ Как ты относишься к палаткам?
‒ Давно в них не ночевала.
‒ Кемпинг?
‒ Можно.
‒ Кстати, в кино новый фильм…
Я балдела. Потому что эти парни были моими, совсем моими, и по-другому я не могла это ни объяснить, ни выразить. Эти их прекрасные бицепсы – мои. Могу подойти, потрогать в любой момент, могу обнять Арнау или Галлахера за шею, и внутри не проснется ни грамма застенчивости, могу нежиться на их коленях целый день. И боже, как прекрасно было предрассветным утром, раскинувшись звездой на постели, синхронно гладить их обнаженные тела слева и справа от меня. Сразу два раскачанных пресса, два живота, спуститься пальцами к поросли – этот момент я запомнила на всю жизнь, ибо в нем по-настоящему ощутила полную вседозволенность, в нем я ощутила себя королевой. Здорово, если, глядя на меня теперь, парни чувствуют то же самое: «эти ее прекрасные изгибы – наши изгибы. Можно в любой момент коснуться их, усладить физические и эстетические рецепторы, можно все, что угодно».
И чем бы мы ни занялись сегодня, это будет потрясающе.
‒ Карамельная фабрика на юге города? Мыс Крингтон? Что из этого ты не видела, но хотела бы увидеть?
‒ Снова на пляж?
‒ Станешь мулаткой, ‒ ухмыльнулся Арнау.
‒ А тебе не хочется любить… шоколадную женщину?
Я взглянула на него хитрыми кошачьими глазами, и Эйс с загадочной улыбкой поправил под столом хозяйство в штанах.
Наверное, мы бы обсуждали и дальше, но в этот момент в спальне запищал принятой смс сотовый, и Гэл поднялся, чтобы пойти прочитать сообщение.
(Plumb – Don't Deserve You)
Он вернулся на кухню уже без улыбки, в руках ‒ телефон.
‒ Прости, Лив, но сегодня отдых отменяется.
‒ Новое задание?
Грустно, конечно, но работу никто не отменял.
‒ Оно включает меня?
‒ Нет. – Коэн передал телефон Арнау, чтобы тот прочитал смс. – Нас вызывают для сопровождения. Будет транспортироваться крупная денежная сумма наличными…
‒ Вы вернетесь… после обеда?
‒ Увы. Сопровождение в Труану, до нее почти восемьсот километров… Вечером сделка, на которой мы должны присутствовать в качестве охраны. После нужно доставить клиента домой.
‒ Самолет? – спросила я и сглотнула.
‒ Он боится летать. Только наземный транспорт, таковы условия.
‒ Так когда вы вернетесь?
Я почему-то почувствовала себя потерянной: не ожидала подобного поворота событий. Полагала, эти семь дней – честно мои семь дней, и никто у меня их не отберет.
‒ Мы будем завтра к вечеру.
Как раз тогда, когда истекает «мое время».
Меня подкосило эмоционально, и я постаралась этого не выказать. Кто знает, что будет завтра? Мои чувства утверждают одно, но обещаний не звучало, неделю назад мы всего лишь заключили договор. Конечно, все будет хорошо, утверждал разум, но отчего же тогда так неспокойно и нестабильно внутри?
‒ Эй, ‒ Гэл разглядел мои эмоции под застывшей маской, ‒ мы вернемся совсем скоро. Завтра. И ты приготовишь нам ужин.
‒ Прощальный?
Я не удержалась от этого слова и успела заметить, как дернулся мускул на лице Арнау. Как под расслабленностью блеснула сталь.
‒ Гэл, я ей щас задницу набью, ‒ процедил Эйс сквозь зубы.
‒ Не набьешь. Лив просто думает, что закончились семь дней, и не осознает, что впереди вся жизнь. Так?
Жизнь. Вместе или раздельно?
Я промолчала.
Эйс подошел со спины, развернул к себе грубовато, взял мое лицо под челюстью.
‒ Не драконить тебя, я помню, ‒ успела обронить первой. Арнау умел заводиться с пол-оборота, но именно сейчас меня его реакция очень радовала.
‒ Тебя давно никто не воспитывал?
Коэн отошел в спальню – собирать вещи, видимо.
‒ Давно, ‒ ответила я тихо и очень искренне. – Я готова… сейчас.
Эйс странным образом чувствовал мою уязвимость и беззащитность, мою готовность на все, что угодно, лишь бы они не уезжали.
‒ Если ты хочешь, я останусь, ‒ у Арнау очень глубокий взгляд. – Он ‒ тоже.
Кивок на Галлахера.
Как хочется сказать… Просто произнести «останьтесь», просто позволить капризности и расстройству вырваться на поверхность, прижаться к родной груди и кивать.
‒ И ты позвонишь и откажешься?
