Мария тряхнула головой, сидя в тёмной душной кладовке. Открыла глаза, взглянула на висящие у неё над головой потёртые меховые шубы своей матери – снизу они напоминали затянувшие небо и готовые пролиться дождём грозовые тучи.
– Это моя вина, – приподнявшись на локтях, прошептала Мария. – Я подвела свою мать. Можно сказать, предала её.
Она тяжело сглотнула, и, почувствовав вновь прохладное прикосновение Эдварда, продолжила, резко сменив при этом тему разговора.
– Послушай, Эдвард, я сегодня видела её. Ну, миссис Фишер, – она не глядя вытащила из-за спины несколько листов бумаги, взяла шариковую ручку. – Миссис Фишер мне понравилась. А вот я ей нет. Не поверила она мне. Что теперь делать?
Марии показалось, что ей в присутствии Эдварда сделалось ещё холоднее. Рассердился он, что ли?
Она крепче сжала в пальцах своё перо, сделала глубокий вдох и опустила ручку на бумагу. Почувствовала, как начинает водить ею холодная рука Эдварда. Прикосновение его было холодным, но лёгким, нежным почти. Когда Эдвард закончил водить её рукою, Мария открыла глаза и прочитала:
Не обращай внимания на свою мать.
Тебе придётся ослушаться её.
Если ты собираешься помочь миссис Фишер,
Я напишу ещё одно письмо-загадку
О спрятанном сокровище.
Но ты должна будешь отнести его
В дом к миссис Фишер.
Написанные Эдвардом строчки Мария перечитала дважды. Интересно, как же это она сможет ослушаться свою мать? Мадам Фортуна и так уже подозревает её в предательстве. И почему бы Эдварду просто и ясно не сказать ей что к чему? А он игру в какие-то загадки затеял!
– Эдвард! – сказала Мария. – Если я снова пойду навестить миссис Фишер, у меня будут большие неприятности. Наверняка будут.
Она зевнула, потянулась, откинулась спиной на свой матрас. Однако спать ей Эдвард пока что не дал. Мария вновь почувствовала холодное прикосновение, положила перед собой новые чистые листы бумаги.
– Ну хорошо, хорошо, – сказала она, подавив новый зевок. – Отнесу я твою загадку миссис Фишер.
Мысль о том, чтобы ослушаться мать, не переставала волновать, тревожить Марию, пока она нашаривала ручку и прикладывала её к бумаге.
– Ну, давай, Эдвард, расскажи мне о сокровище, – пробормотала Мария, постепенно погружаясь в транс.
Как долго Эдвард двигал её рукой, Мария не знала, но когда она открыла глаза, из-под двери кладовки пробивалась узенькая полоска дневного света. Эдварда рядом не было, а на полу лежали исписанные листы бумаги.
Диззи ритмично гудел в Виллидж, раздувая щёки.
Джексон набирал краску и разбрызгивал её по холсту.
Нил, Джек и Аллен били по толпе на Таймс-сквер своими стихами
Мы были юными бунтарями, и газетчики подавали нас на особой синей тарелке
С трубой и кистями, перьями и бумагой, мы были щедро приправлены перцем и хороши на вкус
Ваш муж обедал вместе с нами и включал нас в своё меню
И вы ещё долго держали зажжёнными свечи после того, как всех обедавших не стало
Поломайте голову над этой загадкой, потому что главное блюдо в ней и есть ваше сокровище.
Это сообщение Мария перечитала уже не два раза, а все четыре, но так ничего и не поняла. Какой-то бессмысленный набор слов. Чьи это имена? Что за главное блюдо? Мария не была уверена, что спрятанное сокровище может оказаться едой, золотом или драгоценностями.
– Почему ты не мог просто сказать мне, что это за сокровище и где оно? – спросила Мария, но Эдвард давно исчез. Только громкий храп мадам Фортуны доносился из-за двери кладовки, и больше ничего.
Мария сложила исписанные листы квадратиком и засунула их в карман своих джинсов, затем повалилась на матрас и моментально уснула.
Сон ей снился тяжёлый, странный, и Мария беспокойно вертелась под своим тощим одеялом.
Во сне она увидела себя стоящей на сцене перед огромным залом, в котором, скрываясь в темноте, сидел единственный зритель. В остром луче прожектора на платье Марии серебряной чешуёй сверкали блёстки.
Грохотали, разливались барабаны, слепил яркий свет. У себя в руках Мария держала три предмета – мобильный телефон, алмазное кольцо и сложенный квадратиком лист бумаги. Она принялась жонглировать ими, но тут же роняла на пол, и ей приходилось наклоняться и подбирать их, чтобы начать всё заново.
Бумага, кольцо, телефон. Бумага, кольцо, телефон…
Неужели она понемногу освоилась, и у неё стало получаться?
Внизу, в партере, почудилось какое-то движение, из темноты появилась и медленно направилась к сцене тёмная фигура.
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Фигура аплодировала Марии – механически, как робот. Она приближалась, хлопки становились всё громче, но рассмотреть её лицо всё ещё было невозможно.
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Тем временем Мария жонглировала всё быстрее и быстрее.
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Внезапно лицо фигуры вынырнуло на свет. Открылись два выпученных глаза под нависшим над ними тюрбаном.
– Удобный слу-учай! Удобный слу-учай! – проскрипела мадам Фортуна совершенно не своим голосом.
– Кто вы? – спросила Мария, продолжая жонглировать.
Бумага, кольцо, телефон…
Мадам Фортуна взобралась на сцену, схватила Марию за руку и снова проскрипела:
– Заткнись! Заткнись!
Предметы, которыми жонглировала Мария, упали на пол, а по её спине пробежал холодок.
– Гудини? Это ты, Гудини? – спросила она.
Мадам Фортуна попятилась назад, в тень.
Дззз! Дззз!
Это завибрировал на деревянном полу сцены упавший на него мобильник.
Дззз! Дззз!
Мария нагнулась, чтобы поднять его. Дрожащими пальцами нажала зелёную кнопку и поднесла телефон к уху. Попыталась сглотнуть, но во рту у неё пересохло. Сначала Мария вообще ни слова не могла произнести, затем хрипло выдавила наконец:
– Алло?
– Мария?
– Кто это? – шепотом спросила она, едва не выронив телефон от неожиданности.
– Да, Мария, актриса из тебя так себе, хотя, надо признать, ты едва меня не одурачила. Поищи за картинами.
И телефон отключился.
Теперь Мария совершенно безошибочно узнала голос того, кто только что говорил с ней по этому телефону. Мадам Фортуна это была, вот кто!
Мария резко подскочила, села на своём матрасе.
