Сейчас объяснять ему причины, побудившие меня порвать с ним и “испариться”, сложнее, чем когда-либо. Для этого мне пришлось бы вывернуть свою душу наизнанку. Сейчас, когда я слишком близка к этому в самом прямом физическом смысле, все, на что меня хватает, тихое:
— Я думала, ты даже не заметишь…
— Это был гребаный эксперимент?
— Нет, черт возьми! — принимаю вертикальное положение, отбрасывая одеяло. — Я… — зажмурившись, прикрываю рукой рот. — Не хочу об этом говорить… Черт! — рычу, несясь в ванную.
Уронив на резиновый коврик телефон, падаю на колени, поднимая крышку унитаза. Пустой желудок заходится спазмами, заставляя сложиться пополам. Дыша носом, терпеливо жду, пока они закончатся. Схватив полотенце, усаживаюсь на пол, подтягивая к себе колени.
— Алло… — бросаю обессиленно, поднеся к уху телефон.
— И так каждое утро? — слышу мрачный голос в трубке.
— Мой организм думает, что в нем завелся чужак, — объясняю грубо. — Но я… кажется, я не смогу от него избавиться…
— Я не хочу, чтобы ты от него избавлялась.
Волнение в животе опять сворачивает пальцы на ногах в трубочку, но внезапная мысль заставляет распахнуть глаза.
— У тебя есть дети? — спрашиваю взволнованно.
— Нет, — обрубает, не собираясь вдаваться в подробности.
— Нет… — повторяю эхом.
Нас прерывает пищащий сигнал, который, судя по всему, исходит от его телефона.
— Секунду… — отключается, перебросив меня на другую линию.
В ожидании, пока его голос снова появится в эфире, безвольной массой продолжаю сидеть на полу посреди маленькой ванной.
Спутанные волосы лезут в глаза.
Сгребаю их пальцами, откидывая за спину. Они стали почти ниже талии, и я снова вспоминаю о том, что их давно пора подрезать.
На рабочей блузке красуется пятно, от вида которого морщусь.
Пуговица на груди выглядит так, будто вот-вот отскочит в стену, потому что за ночь моя грудь прибавила еще размер.
— Мне пора, — хрипловато говорит Рома, возвращаясь ко мне спустя почти десять минут.
От разочарования хочется завыть, но ведь я не могу держать его на проводе весь день. Я толком не знаю, из какой точки мира он звонит, но я точно знаю, что он очень и очень далеко и у он отправился туда не в отпуск.
— Ясно…
— Сегодня с тобой свяжется мой человек. Поможет с документами и найдет врача для осмотра. Собери вещи, он отвезет тебя в Сити.
Молча слушаю, впитывая в себя этот невыносимо приятный голос.
— Думаю, на визу уйдет дня три. Перелет будет долгим, ты раньше летала?
— Да… — опускаю голову на колени.
Его телефон снова оповещает о параллельном звонке.
— Я позвоню вечером…
— Хорошо…
— И, Юля…
— Да…
— Обнови гардероб. Здесь адская жара.
Не дожидаясь моего ответа, Рома кладет трубку, оставляя меня одну в этой крошечной ванной, за дверью которой теперь меня ждет целая куча дел.
В полупустом холодильнике нахожу бутылку кефира. Пытаясь затолкать его в себя, бездумно брожу по квартире. То улыбаясь, то приходя в дикое волнение, от которого душу пузырьками заполняет радость, мандраж и очередная порция страха.
Эти гормональные качели сведут меня с ума еще раньше, чем это сделает господин Гец!
— Вот черт…
Замерев посреди кухни, с воем опускаю в ладони лицо.
Теперь, когда мозги все же начали работать и немного встали на место, понимаю, что… не смогу вылететь к нему через три дня!
— Черт! — выкрикиваю, топнув ногой.
Глава 23
Мириады огней за стеклом перед глазами, как и в первый, и во второй раз, перегружают мое и без того перегруженное воображение.
Оно работает на полную катушку. Заставляет то радоваться, то, черт возьми, глотать эти дурацкие слезы, которые появляются из ниоткуда и туда же исчезают.
Чувствую себя сумасшедшей…
Обняв руками свой живот, шепчу ему:
— Все из-за тебя…
Сделав глубокий вдох, смотрю на город, который раскинулся там, внизу. Огромный и бесконечный. Заснеженные улицы кажутся игрушечными, но здесь, на семьдесят втором этаже, очень вряд ли можно увидеть в окне “пушистые снежинки”. Кажется, здесь даже птицы не летают…
Нервный трепет в животе не оставляет, потому что, каждый раз оказываясь в этом месте, я привыкаю к нему заново. Как бы не старалась, не могу чувствовать себя здесь “как дома”. Я не могу, потому что всем этим элитным квадратным метрам и мне самой отчаянно не хватает их хозяина, чтобы чувствовать себя здесь как дома.
Поджав губы, прикладываю ладонь к прохладному стеклу, толщиной с кирпич.
— СВЧ-печь открывается кнопкой.
Обернувшись, смотрю на кухонную зону, по которой активно перемещается высокий худощавый брюнет в неформальной толстовке и рваных джинсах.
Опуская на кухонную столешницу бумажные пакеты с продуктами, Эмин сообщает:
— Вот эти створки можно убрать…
Задвинув в стену деревянные дверцы, являет свету черный матовый холодильник, который идеально вписывается в весь этот сдержанный интерьер.
— Ясно, — пройдя мимо серого углового дивана, заглядываю в первый попавшийся пакет, понятия не имея, что там найду.
Не знаю, когда он успел купить продукты. Кажется, он весь день провел со мной. Парень будто знает все и обо всем, хотя не думаю, что у нас очень большая разница в возрасте. Легкомысленный наряд и бардак в волосах не мешает ему иметь отличную соображалку.
Он что-то вроде ассистента, но с очень широким списком обязанностей.
— Помочь разложить? — кивает на холодильник.
Отрицательно мотнув головой, спрашиваю:
— У тебя разве не садится батарейка?
— Нет, — безалаберно улыбнувшись, все таки начинает извлекать из пакетов продукты. — Мой рабочий день еще не закончен.
Присев на барный стул, опускаю в ладони подбородок.
В отличие от него, я валюсь со своих ног. С учетом того, что мне пришлось объясняться с Таисией по поводу своего несвоевременного увольнения, я просто выжата, как лимон. Чтобы хоть как-то окупить свою вину, я сделала в Гуччи покупку, и теперь меня терзает не чувство вины, а лежащий в фирменном пакете чек.
Может быть я наивная, но моя глупая совесть не позволила просто “испариться”, ведь переезд в эту квартиру не сделал меня кем-то другим в одночасье.
Сейчас, зависнув между мирами, я с трудом пытаюсь понять, кто я есть. И единственный человек, который, я уверена, нашел бы ответ на этот вопрос просто щелкнув пальцами, находится за тысячи километров от меня. Хотя я, черт возьми, уверена, что его ответ своей примитивной простотой вызвал бы у меня приступ изжоги.
