Я обнаружил в себе навыки и таланты, о которых даже не подозревал. Изначально я рассматривал стендап просто как средство для достижения цели. Но теперь, когда он сам стал целью, развился в то, чем является сейчас, исчезли все преграды. «Господи, у меня все получается. Когда что-то рассказываешь и добавляешь еще две минуты чистой импровизации, разве это не здорово само по себе?» Я брал свою жизнь и выносил ее на обозрение. Артист, писатель, шоумен, я творил из ничего или, может быть, из того, о чем знал, но не знал, что я это знаю. Творил нечто значительное из всякой чепухи.
Все три альбома в конце концов стали золотыми, а «FM & AM» принес мне первую «Грэмми». Комедийные альбомы переживали новый бум, и моим пластинкам повезло оказаться на переднем крае. К формату альбома обращалась и контркультура, и рок-музыка, отвергнутые телевидением и сами отказавшиеся от него. Альбом как способ достучаться до слушателя органично подходил для новых форм юмора. Поэтому стали возможны и «Семь слов, которые нельзя произносить по телевизору». Хотя с недавних пор стало можно иногда произносить некоторые из них с телеэкрана, это по-прежнему один из моих любимых монологов, хотя бы потому, что он задевал чувства людей, чьи чувства грех было не задеть.
В английском языке четыреста тысяч слов, и семь из них нельзя произносить по телевизору. Только представьте это соотношение! Триста девяносто девять тысяч девятьсот девяносто три… к семи! Хуже них, наверное, ничего нет. И это вопиющее безобразие должно быть изолировано от остального словаря. «Вот вы где, все здесь… Вся ваша мерзкая семерка».
Помните, как нам говорили? «Это плохое слово». Но разве бывают плохие слова? Плохие мысли, дурные намерения – да, но не существует плохих слов.
Вы ведь знаете их, эти семь слов, которые нельзя произносить по телевизору? Насрать, нассать, ебать, пизда, хуесос, долбоеб и сиськи. Какая мощная семерка! Это из-за них у вас болит душа, развивается сколиоз, а страна не может выиграть войну. Насрать, нассать, ебать, пизда, хуесос, долбоеб и сиськи.
Сиськи тут выглядят не в своей тарелке. Такое дружелюбное слово. Как будто кликуха, правда? «Эй, Сиська, топай сюда!» «Привет, Сиська, это Сосиська. Сиська, Сосиська, Сиська, Сосиська». Похоже на закусь, да?
Знаю я, что и закусь такая есть. Но пусть это будет на совести сексистов.
Я имею в виду что-то типа новой линии «Сисек Орео»: обмакни, лизни, все дела. Новые сырные сиськи. Кукурузные сиськи, кунжутные сиськи, луковые сиськи или сиськи со вкусом пиццы. Картофельные сиськи… Спорим, одной не наешься? Я обычно переключаюсь с одной на другую. Но это немножко не о том…
По большому счету, ни одному слову в этом списке не место, но разве не ясно, почему некоторые из них сюда попали? Не такой уж я чурбан и с чувствами других людей тоже считаюсь. Насчет некоторых слов и ежу все понятно. Взять хотя бы хуесоса и долбоеба. Это тяжелая артиллерия. Тут столько всего намешано. Хватает смысловой нагрузки и помимо буквального значения и эмоциональных оттенков. Последний ударный слог – хуе-со`с, долбо-е´б – как жест агрессии, как атака. Хуесос, долбоеб – они буквально набрасываются на вас.
Еще два примечательных словца – «пизда» и «ссать», эта сладкая парочка… Пардон, просто шутка ударила в голову. Итак, пизда и ссать. В список они попали по той причине, что давным-давно жили-были дамы, заявлявшие: «Есть две вещи, которые я называть не буду. Я ничего не имею против „насрать“ и „ебать“, но П и C – под запретом! П и C – это табу!» Поэтому иногда случается услышать такую дичь: «Ладно, уебки, я пойду пожурчу».
И, конечно же, «ебать». Я на самом деле – опять тянет пошутить – не хочу вдаваться в подробности. На это уйдет уйма времени. Но «ебать» – очень важное слово. Это зарождение жизни и в то же время слово-оскорбление, слово-удар. Кто-то из умных (не в пример мне) людей как-то сказал: «Уж лучше пусть мой сын смотрит фильм, где двое людей занимаются любовью, чем тот, где два человека хотят друг друга прикончить». Не могу не согласиться. Прекрасные слова, жаль, не знаю, кто это сказал. Но я бы пошел еще дальше. Я бы заменил «убивать» на «ебать» во всех расхожих клише из фильмов, на которых мы выросли:
«Ну что ж, шериф, сейчас мы тебя выебем. Но ебать мы будем очень медленно».
Эти семь слов никогда, ни при каких обстоятельствах вы не сможете произнести по телевизору, это просто невозможно. Даже с самым умным и невозмутимым видом вам не разрешат вставить их в диалог с Доком, Эдом и Джонни
[181]. Абсолютно исключено. Забудьте эти семь слов, как будто их нет. А вот что есть – так это двусмысленные слова. Член, например. Одно дело – члены партии, тут все окей. И совсем другое – партия членов…
В истории с моими альбомами был еще один волнующий бонус – их продвижением занималась «Атлантик рекордз»
[182]. За мной стояла вся корпоративная система на пару с музыкальной индустрией. Каждый визит в их офис был праздником! Куда ни зайдешь, стены увешаны наклейками, плакатами и всякой такой ерундой. Все одеваются, как хотят. Женщины выглядят отпадно. Как будто собрались старшеклассники и решили: «А не поиграть ли нам в офис?»
Было чувство, что ты в одной обойме с остальными подопечными компании – суперзвездами рок– и фолк-музыки. А как еще реагировать, когда человек, у которого ты сидишь в кабинете или с которым решаешь рабочие вопросы, отвечая на телефонный звонок, называет такие имена? «Ого, я в одной упряжке с Rolling Stones!»
Есть вещи, которые делают все, у кого выходит альбом. В музыкальном магазине вы ощупываете глазами десяток ваших пластинок. Или изучаете стойку с комедийными альбомами и ищете свое имя на разделителе. Вам выделили целую секцию! Но если оказывалось, что комедийные альбомы лежат как попало, я не раз находил свой и выкладывал его спереди. Без вариантов!
И вот пошли деньги. То, о чем я фантазировал еще в школе, становилось реальностью. Суммы небольшие – три-четыре тысячи долларов за выступление, но это были, как правило, более надежные доходы, чем ожидание процентов с продаж. А если все суммировать, то выходило не так уж и мало.
У меня были деньги. Меня распирало от эмоций. И как тут снова не налечь на кокаин? 27 мая 1972 года я записывал альбом «Классный шут». Готовясь к этому дню, я сказал себе: «Я хочу быть на высоте, хочу, чтобы все прошло без сучка и задоринки. Никакого кокаина». И дикция у меня там на удивление четкая. То есть, чтобы вы понимали, я уже крепко сидел на кокаине, и приходилось делать сознательные усилия, чтобы записать альбом без допинга.
