Еще про неписаные правила. «Женаты… с детьми» считалось тупым шоу про белых, а мы – умным шоу про белых. Умное шоу не могло подражать тупому шоу. «Фокс» позиционировал себя как канал для черных. Черные любили смотреть про тупых белых, а вот смотреть про умных белых им не нравилось. (Тупость белого руководства канала во всей красе: оказалось, что именно мы и перетянули бо`льшую часть аудитории «Женатых… с детьми»; ни одна другая программа «Фокса» до нас не дотягивала.)
Были и плюсы. Со мной не в пример чаще здоровались в аэропорту, меня узнавали на улицах – особенно чернокожие, но не только они. Однако с «Фоксом» нам было не по пути. Я был на седьмом небе от счастья, когда шоу закрыли. Оно отвлекало меня от настоящей работы, и меня это не устраивало. В 1994 году на «Эйч-би-оу» могло выйти – но не вышло – мое девятое шоу. Стоило мне – наконец-то – научиться делать свою работу, как тут же пришлось насильственно прервать этот удивительный новый всплеск творческой энергии. Поэтому теперь я дорожил им еще больше. Спасибо «Фоксу», он помог мне раз и навсегда угомонить свои амбиции, а вскоре и избавиться от них вместе с ненужными мечтами.
Никаких еженедельных шоу на телевидении. Лучше я буду торчать в занюханном мотеле в Висконсине или Орегоне, листать свои записи, набрасывать идеи для нового шоу на «Эйч-би-оу» и долго ворочаться ночью, чтобы записать пару строк. «Гм-гм-гм, это я пристрою к „Клинексу“, к заметке 2002 года…»
Может, я и оставил бы стендап на какое-то время, если бы мне сказали: «Есть прекрасная роль в кино, у вас одна из главных ролей, хорошие деньги, отличный сценарий. Вы играете священника-душителя. Он убивает шестерых детей. Не всех сразу: шесть отдельных сцен, шесть разных способов удушения». На это я пожертвовал бы месяц-другой.
Что и подводит нас к «Станции чудесного времени».
Я отнесся к «Станции…» как к актерскому эксперименту. Широко распахнутые глаза – главный критерий той роли, которую я хотел бы получить. Так нам с Джерри это виделось на тот момент. Немало разных вариантов я отверг ради шанса, так сказать, выкатить глазные яблоки.
И когда по поводу своего проекта со мной связалась Бритт Олкрофт, леди «Станции чудесного времени», потрясающая женщина, очень творческая и увлеченная, я подумал: «Окей, тут можно показать себя совсем с другой стороны – добрым и непосредственным». Бритт холила и лелеяла свой коллектив, плюс это была «Пи-би-эс»
[259]. Мы с Джерри всегда старались иметь дело с солидными компаниями – «Эйч-би-оу», «Атлантик», «Уорнер брос. рекордз». «Пи-би-эс» входила в их число. К тому же я заменил Ринго Старра, который снимался в первом сезоне. Так я стал антитезой Питу Бесту
[260].
Что радовало больше всего – мне не приходилось работать с актерами, ни со взрослыми, ни с детьми, потому что все заменял зеленый экран. Я был на площадке один, что несколько усложняло актерскую задачу, но имело и приятные плюсы – не надо было выслушивать, что там у них в жизни происходит.
В полку моих поклонников прибыло, но это было совершенно новое поколение, которое ничего не знало о Джордже Карлине, кроме того, что это маленький человечек
[261] в маленьком синем костюмчике. В аэропорту, когда мы пересекались с таким юным зрителем, которого родители подталкивали: «Это он, это он! Подойди и поздоровайся», – ребенок обычно испытывал шок: перед ним стоял здоровый дядька без формы. Приходилось вежливо пояснять: «Сегодня я не на острове Содор, у меня выходной. Но я точно мистер Проводник». И на изумленном лице ребенка читалось: «Что здесь, на хрен, происходит?»
Как и большинство взрослых, я считаю, что в единственном экземпляре дети очаровательны. Смотрел бы и смотрел, как они лопочут или играют глазками. Иногда могут и выдать что-нибудь эдакое. Но иметь дело с классом – нет уж, слишком напряжно.
Сегодня бывшие поклонники мистера Проводника, смотревшие его десять-двенадцать лет назад, иногда приходят на его концерты или шоу на «Эйч-би-оу». Надо же закончить образование.
После разрыва с «Фоксом» мы сделали несколько специальных часовых шоу для «Пи-би-эс» с приглашенными звездами вроде Джека Клагмена
[262] и серию тридцатиминутных программ, в которых мистер Проводник изредка выступал в главной роли, рассказывая истории про Паровозика Томаса
[263]. Была идея снять художественный фильм, но она не реализовалась, хотя я хорошо помню увлекательные обсуждения с Бритт вне стен студии – вполне конструктивные, хотя и спонтанные, – каким должен быть этот фильм и как сохранить атмосферу «Станции чудесного времени».
Она обратила наше внимание на то, что в начале «Станции…» мы смотрим на все с правых позиций, далеких от идеи порядка: Скимер со своими игровыми автоматами и схемами заработка, вся эта суета вокруг него, путаница и хаос. Затем, склоняясь влево – не то чтобы она настаивала на этой мысли, но подозреваю, что засранцы из правого крыла высмотрели бы такой подсознательный посыл, – перемещаемся в центр, в справочную Стейси Джонс, начальницы станции. Она олицетворяет порядок и надежность. «Все хорошо, все хорошо, все идет своим чередом. Поезд прибывает в восемь и отходит в девять». Затем, сместившись еще левее, обнаруживаем инженера Билли Туфезерса, американского индейца в образе наставника и духовного отца.
Воспитание и усвоение уроков, а с другой стороны, свобода и хаос – такой была атмосфера «Станции чудесного времени». Понятно, что мистеру Проводнику ни один из этих пунктов до конца не подходил, но примкнуть он мог к любому лагерю вплоть до хаоса (для этого у него имелся злобный двойник). Хотя все равно было непонятно, почему его любят дети. «Чем он их так привлекает?» – спрашивала Бритт.
Он учился в иезуитской школе, а я не жаловал иезуитов, подтрунивал над религией в жизни детей, и нам всем это нравилось. Я заметил некую связь… Понимаю, что тема уже избитая, но чуть потерпите, я все объясню.
ВАЖНЫЙ МОМЕНТ!
Находясь в утробе матери, мы словно погружены в океан, мы неотъемлемая часть природы. Мы в буквальном смысле – физически – сливаемся с природой. Получаем все по трубочкам, делать ничего не надо, всё зашибись. Полная гармония, мы с природой одно целое.
