«Да, знаю!» – ответил я с чрезмерным энтузиазмом.
Мое поведение часто противоречит логическому мышлению, и это потому, что в глубине души меня все еще привлекают привычки, от которых я стараюсь отойти. Я говорю о комфорте. Я ассоциирую комфорт с тем годом моей жизни, когда сидел в подвале, играя в видеоигры весь день, питаясь чипсами, сальсой и пастушьим пирогом. И хотя в тот год я был одним из самых счастливых людей на планете, я знаю, что не могу позволить себе сделать это снова. Когда представляется подобная возможность, мой мозг говорит мне, что быстрое «нет» – лучшее решение, потому что оно снова приближает меня к этому чудесному подвалу. Обычно именно в этот момент я импульсивно отвечаю «Да!» – до того, как успеваю передумать.
Однако за игнорирование здравого смысла приходится платить. А это означает оказаться в ситуации, когда я чувствую себя немного не в своей тарелке, – или, в случае согласия написать главу для этой книги, совсем не в своей тарелке. Я не писатель, и я не писал даже эссе… ну, я думаю, что любой учитель английского языка, который у меня когда-либо был, скажет вам, что я никогда не писал эссе. Во всяком случае, структурно обоснованного или имеющего какой-либо смысл. Единственное, что меня поддерживает в этот раз, это действительно интересная тема, которая несколько шире, чем просто «Как “Сверхъестественное” изменило мою жизнь» или «Моя вовлеченность в фандом». Это эссе о том, как «Сверхъестественное» продолжает менять мою жизнь и как фандом продолжает помогать мне в моем вечном стремлении выйти из зоны комфорта.
Десять лет назад я прошел личностный тест Майерс – Бриггс в рамках курса подготовки к карьере, и среди прочего результаты теста показали, что я интроверт. Однако за десять лет многое может произойти, так что, предположительно, я совершил некий переход к экстраверсии. В конце концов, я актер, и моя работа – стоять перед камерой, зная, что миллионы людей увидят каждое мое движение. Но еще я простой парень в костюме-без-повода, который выходит на сцену, отбросив все сомнения, чтобы встретиться и поговорить с сотнями людей. Я выбрал себе работу стоять на сцене и вдохновлять других, но за последние пару месяцев саморефлексии я заметил: что-то не сходится. Поэтому я начал копаться глубже в тайниках своего сознания, в надежде обнаружить какие-то неприятных воспоминаний, которые мы так хорошо подавляем.
Мои первые мысли были о пятничном караоке после конвенции по «Сверхъестественному» в Северной Америке. Вы заметите, что большая часть дальнейшего повествования будет посвящена времени, проведенному на этих конвенциях. Потому что в основном только там я встречаюсь и общаюсь с новыми людьми, так что это хорошо меня характеризует. Большинство дней я провожу дома, в укромном уголке перед компьютером, а сидя за клавиатурой, не так-то просто проявлять отвагу.
Если вы никогда не были на караоке-вечеринке Мэтта Коэна и Ричарда Спейта-младшего, вот краткое описание: это обычное американское караоке, которое есть в углу любого бара, за исключением того, что оно находится в главном конференц-зале, где проводятся панели. Это единственное бесплатное мероприятие на конвенции, поэтому здесь могут присутствовать люди, которые не смогли получить билеты на панель, в том числе и случайно проходящие мимо. Толпа становится все больше и со временем начинает напоминать рок-концерт как на сцене, так и вне ее. Добавьте несколько песен из вашего плейлиста «Сверхъестественного», и это действительно превратится в очень драйвовое событие.
Я очень уважаю Мэтта, Ричарда и Роба Бенедикта (они своего рода трио, поэтому я упоминаю и Роба) не только как исполнителей, но и как хороших честных людей. И в качестве поддержки я посещаю их выступления в любой конвенции. Это необязательное мероприятие, но я регулярно прихожу сюда, потому что здесь весело. И я далеко не единственный. Даже после долгого дня на конвенции коллеги Роба по группе Louden Swain всегда выходили на вечеринку, как и большинство пятничных гостей. Даже субботние гости, которые прилетели накануне ранним утром, присоединялись к нам или, по крайней мере, приходили посмотреть. Это грандиозная вечеринка, на которой мы можем немного опустить завесу и взаимодействовать с людьми гораздо менее формально, что мне очень нравится. По этой причине караоке-вечеринка была одним из моих любимых событий с момента моего первого выступления на конвенции.
Последние две караоке-вечеринки заставили меня задуматься о магии сцены. Для меня не проблема выступать в одиночку. Парную панель тоже оказалось вести довольно забавно, особенно когда вы оба начинаете взаимодействовать друг с другом. Но когда я на сцене с группой людей, а порой их количество может достигать и десяти человек, со мной происходят странные вещи. Многие из этих людей являются музыкантами – к ним относятся и члены нашей мультиталантливой фан-базы, – и когда я нахожусь в их обществе на сцене, у моего самосознания сносит крышу. Я сравниваю себя с ними и начинаю буквально слышать, как темные углы помещения взывают ко мне. Помню, в один из таких вечеров я наблюдал, как Мэтт и Роб собирали толпу между песнями, пока Ричард отпускал свои неизменно остроумные комментарии. Я стоял на сцене вместе с ними, восхищаясь их мастерством делать шоу и желая внести свою лепту. И тут мой разум, как обычно, подключился и напомнил, что я не новичок в этом деле и вполне могу поучаствовать. Поэтому я решил, как настанет подходящий момент, отсчитать: «Раз, два, поехали!» Но в тот вечер мои разум и тело были в разногласии, и тело просто не соглашалось с тем, что хотел сделать разум. Вскоре после этого я понял, как долго я, должно быть, стоял на этой сцене. Надеясь, что не выгляжу слишком глупо, я ушел за кулисы, чтобы прийти в себя.
Эти воспоминания относят меня к моему детству. Я никогда не был крутым парнем, хотя время от времени тусовался с крутыми ребятами. Сидел, старался не привлекать к себе много внимания и не участвовал в их выходках. Мне никогда не казалось, что я могу что-то добавить к разговору или кого-то рассмешить. Для большинства учеников начальной школы моя личность была связана с боевыми искусствами и с тем, что я был бойцом. Но это просто сделало меня тем, о ком люди хотели говорить, а не с кем. Тем временем я стал достаточно умен, чтобы научиться не драться, и нашел себе новый интерес – стал активистом, затем президентом школы и участвовал в таком количестве клубов, в каком только мог. Это был невероятно социальный образ жизни, прямо противоположный предыдущим годам, и я проводил в школе более шестнадцати часов в день. Эта жизнь давала мне цель; она делала меня важным – мне всегда было куда идти и что делать. Я так хотел охватить максимум, что оказался посредственностью во всем, мастером ни в чем. Включая мои социальные навыки. Я не знал ни одну группу друзей достаточно хорошо, чтобы понимать все внутренние шутки или быть в состоянии поймать момент, чтобы вставить свои пять копеек. Возможно, я и был самым общительным парнем в классе, но я действительно не умел социализироваться. Я привык к тому, что где-то был нужен, и мне редко приходилось задерживаться в разговоре – уж точно не настолько, чтобы углубляться в серьезные дискуссии. В те редкие моменты, когда мне это удавалось, я неловко стоял, думая только о том, как бы мне хотелось сказать что-нибудь умное или куда-нибудь еще пойти.
