О наступлении следующего утра объявило нарушившее тишину радио. Я окликнула Люка по имени, но уже знала, что он ушел — дом казался пустым.
Когда я позвонила в клинику, трубку взяла Бетти. Мою утреннюю консультацию для беременных уже отменили. Роджер настоятельно рекомендовал мне не возвращаться, пока не поправлюсь.
Двери и окна были заперты, в доме не хватало свежего воздуха, но я чувствовала себя в безопасности, хоть и была слишком измучена, истощена и устала, чтобы о чем-либо думать.
Я проспала весь день. Нейтан прислал сообщение, что занимается выбором пансионата. В среду утром я вытолкнула себя из постели и отправилась в ванную. Мое лицо в зеркале выглядело похудевшим, волосы слиплись сальными сосульками. Я открыла краны и села на край ванны, вцепившись в эмалированный бортик. Холод пробежал по моим ладоням, по запястьям и выше. Ванна набиралась, минуты бежали, а я сидела совершенно неподвижно. Я представила Кэрол, та убеждала меня взять себя в руки, напоминала, что Роджер нуждается в помощи, что уже образовалась очередь из пациентов. «Ты справишься, — говорила она, не поднимая глаз и продолжая водить красной ручкой по своему списку. — Ты всегда справляешься, Рэйчел».
Я приняла ванну, вымыла голову, надела темно-синее льняное платье, сделала макияж и побрызгалась духами, будто следовала приказу Кэрол продолжать жить. Мое лицо побледнело, под глазами пролегли светло-лиловые морщины, но я все еще была — или притворялась — доктором, контролирующим собственную жизнь. Я стянула с кровати, заменила свежими пропитанные потом простыни и разглаживала их рукой, пока они не легли идеально ровно. Нейтан не должен был узнать о том, что здесь произошло. Я решила держать визит Люка в своем сердце как тайну, которая будет меня утешать. Люк не вернется. Мы снова пошли на риск, но ничего не изменилось — мы должны были продолжить жизнь, которую каждый из нас выбрал до того, как мы встретились, и не нарушать наши обязательства. По счастливой случайности нам все сошло с рук, но я знала, что мы никогда не будем вместе.
Кухня выглядела безупречно чистой, как после уборки, которую я сделала четыре дня назад, только в раковине стояла пара бокалов. Люк либо все убрал, либо ничего не ел. На полу валялась почта за два дня: счета, белый конверт с логотипом Кафедральной школы, адресованный Нейтану, листовка с расписанием служб в соборе и коричневый конверт формата А4 для меня. На конверте виднелся слабый отпечаток мужского ботинка. Люк, должно быть, наступил на него вчера, когда уходил, ничего не замечая вокруг, озабоченный и измученный. Я отложила счета в сторону и сунула конверт в свою сумку, чтобы открыть его на работе; я подумала, что пришли результаты моей аттестации — их всегда присылали в это время года.
День выдался жаркий. Когда я проезжала через Подворье, садовники подстригали траву. Косилки ездили взад-вперед и оставляли за собой светлые и темные изумрудные полосы. В машину проникал сырой аромат — резкий экстракт английского лета.
Здание Норт-Кэнонри выглядело безмятежно, когда я проезжала мимо. Я окинула взглядом верхние окна, отыскав одно открытое. Возможно, это была комната Люка — больного, истощенного, почти потерявшего над собой контроль. Я представила, как он спит там наверху — растянувшись на кровати, отключившись от всего мира. Лицо повернуто в сторону, одна рука под щекой, из окна доносится пение птиц, на прикроватном столике стоит стакан воды. Я надеялась, что он проснется, восстановив силы, и будет вспоминать дни, которые мы только что провели вместе, как сон — яркий, но безвозвратный. Он поймет, что ничего не вернуть, что мы больше не должны встречаться, что это слишком опасно для нас обоих.
Бетти сидела в регистратуре, сортируя почту по стопкам. Ее седые волосы были коротко подстрижены в виде аккуратной шапочки; одетая в бежевую блузку и твидовую юбку, она излучала материнское спокойствие. Ее дочь Роза, миловидная студентка-медик, молодая копия матери, разговаривала по телефону. Они подняли глаза, когда я вошла, и Бетти выскользнула из-за стойки, чтобы меня обнять. Я попросила ее позвонить Брайану и пригласить его на прием. Я решила наедине поговорить с ним о недавнем проникновении в мой дом и сообщить, что больше не буду с ним работать.
Атмосфера в клинике казалась на удивление обыденной, как будто наступил еще один рабочий день, и Кэрол только что скрылась за полками, чтобы расставить карточки.
В моем кабинете было убрано тщательнее, чем обычно. Кто-то, вероятно Бетти, аккуратно сложил бумаги и записи в стопки и приготовил документы для печати. Почта была рассортирована. Я вспомнила о конверте и, вытащив его из сумки, разрезала ножом для бумаг, который держала на столе в стаканчике со скрепками и резинками. В этот момент зазвонил телефон, и конверт вернулся обратно в сумку, отложенный на потом, когда для него найдется время.
Список пациентов был длинным, некоторые приходили, чтобы выразить соболезнования, но Брайана среди них не оказалось. Видимо, пристыженный, он притаился дома. Наверное, понял, что зашел слишком далеко. Нейтан был прав, а я ошибалась. Даже Люк меня предупреждал. Бетти сообщила, что не смогла дозвониться. Я и сама несколько раз безуспешно набирала номер Брайана и в конце концов оставила ему сообщение, в котором объявила, что отказываюсь с ним работать, а если он не свяжется со мной в самое ближайшее время, буду вынуждена сообщить полиции, что он следил за мной и даже проник в мой дом.
— Ну как ты? — Бетти, коснувшись моего плеча, поставила передо мной чашку кофе. — Старайся не утомляться, ты только что после болезни.
У меня возникло неодолимое желание во всем ей признаться. Я могла бы попросить ее задержаться, и она присела бы на стул, сложив пухлые руки на коленях, слегка озадаченная, но с улыбкой на губах и готовая помочь. Ее безымянный палец распух вокруг золотого обручального кольца. Оно буквально впивалось в кожу, Бетти не смогла бы снять его даже при желании. Я представила, как придвинусь к ней и выложу, что спала с пациентом, обратившимся ко мне за помощью, мужчиной моложе меня и состоящим в браке, и ее лицо тут же изменится. Она не поймет моих попыток объяснить захлестнувшую меня волну чувств, не похожих ни на что испытанное прежде. Ее улыбка увянет. Она встанет и тихо уйдет. А потом меня тактично попросят оставить клинику. Затем придет письмо из Главного медицинского совета, и моя карьера будет закончена.
Спустя некоторое время я разыскала Роджера. Беспорядка в его кабинете было больше чем обычно. Роджер пытался разгрести бумаги на рабочем столе. Когда я вошла, он встал и случайно зацепил одной рукой стопку документов, которые соскользнули на пол. Я наклонилась, чтобы помочь их собрать, но когда выпрямилась, комната поплыла у меня перед глазами. Я кое-как нащупала стул. Роджер налил стакан воды и протянул его мне.
— Ты слишком рано вернулась к работе. — Вблизи он выглядел постаревшим, его лицо было изрезано морщинами, глаза за стеклами очков полны слез.
— Все нормально, Роджер, я в порядке.
— Кэрол не выходит у меня из головы. — Он снял очки и вытер глаза тыльной стороной запястья. — Она не заслужила такой смерти. Конечно, никто не заслуживает, но почему-то Кэрол особеннно жаль… — Роджер нащупал в кармане пиджака скомканный носовой платок и шумно высморкался. — Полиция считает, что ее убили по ошибке.
