Чего стоит приказ Гранта убить безобидную Шарлоту, которая для отца была второй дочерью. Он поразил детектива Уайта, которого легко задеть, но сложно остановить. Отец продолжал бороться против Гранта, ни во что не ставя безопасность окружающих. Доминику же не предоставляло ни малейшей сложности лишать жизни невинных людей. Война двух хладнокровных мужчин, двух миров, закона и криминала. Единственное отличие между ними в том, что один действует открыто, признавая свою жестокость, а второй делает вид, что его заботят судьбы граждан, но на деле это ни разу не было продемонстрировано.
– Скажи, – невзначай начала Одри, не отводя взгляда от огней ночного города. – Тебе нравится убивать людей?
Грант на мгновение посмотрел на неё, а потом вновь сосредоточился на дороге.
– Это не доставляет мне удовольствия, но и сожаление тоже не посещает, – ответил холодным голосом он. – Я вспомнил о чувстве вины лишь в тот момент, когда Лео и Саймон подстерегли тебя на остановке, и я приехал, чтобы забрать тебя.
Одри резко повернула голову и, разглядывая его профиль, с горечью произнесла:
– В каком обмане я всё это время пребывала. Даже в тот момент была уверена, что тебя судьба послала мне на помощь. А оказывалось, что весь тот ужас был делом твоих рук.
Грант едва заметно кивнул, не отрицая свою причастность к её страданиям:
– Мне жаль. Я знаю, что звучит это довольно неправдоподобно, но больше не хочу врать тебе.
Одри стиснула зубы, обжигая его гневным взглядом:
– Тогда скажи мне правду. Почему изнасилование? Почему именно этот низкий поступок? Что не так с твоими искаженными мыслями?
После её слов Грант вцепился в руль так сильно, что костяшки его пальцев побелели:
– Саймон и Лео должны были устроить проблемы Биллу Уайту. Я не давал распоряжения насиловать его дочь.
Одри затаила дыхания, напрягшись всем телом. Она выдохнула, слыша звон в ушах:
– Это было не твоей идеей?
– Нет. Я давал твоему отцу предупреждение. Он хорошо понимал, что шутки с преступниками неуместны. Но или не воспринял всерьез мои угрозы, или ему было всё равно, что последует за этим. Когда он проигнорировал предупреждение, я вызвал Саймона и Лео и отдал приказ указать твоему отцу на его место. Я дал им свободу действий, что и стало моей ошибкой. Нельзя было спускать этих идиотов с цепи. Они сделали то, что считали лучшим наказанием для Билла. Они не тронули его самого, но вместо этого заставили страдать дочь.
Одри опустила взгляд, сомкнув похолодевшие пальцы в замок. Всего этого могло бы и не быть, если бы отец не отнесся к чрезвычайно опасной ситуации с такой лёгкостью. Если бы только он беспокоился о безопасности своей семьи.
– А что на счет суда? Мой проигрыш – твоих рук дело? – спросила она, вновь глядя ему в лицо.
– Да, – честно ответил он. – Отец Мэган – судья. Он часто помогал мне. Его помощник и он стали моим словом в законодательстве. У меня много связей в суде и полиции. Что бы ни было, я всегда буду на шаг впереди.
Одри тяжело вздохнула, покачав головой. Она осознала услышанную информацию. И представить невозможно, сколько у него могущества.
– А огласку делу кто придал? Почему мой проигрыш курсировал во всех новостях?
– Это тоже сделал я, – проговорил Грант, отвечая на все вопросы Одри. – Когда в интернете начали ходить слухи о том, что некая Одри Уайт подала в суд на участников Блокады, я понял, что обязан исправлять ситуацию. Ведь репутация Блокады была до безобразия испорчена. Люди писали гневные оскорбительные комментарии, приписывая все грехи Доминику Хардману. Как видишь, вся власть в моих руках, лавры принадлежат только мне, но все беды тоже мои. Если такие, как Саймон и Лео, займутся самодеятельностью, их ошибки никого, кроме меня, касаться не будут. Только я отвечаю за каждый их поступок. За каждый шаг семи сотен участников Блокады по всему континенту отвечаю только я.
Одри не отводила взгляда от его лица, желая сейчас видеть глаза. Он смотрел на дорогу, лишь иногда косо поглядывая на неё, чтобы изучать её реакцию.
– Я сделал рискованный шаг, когда решил продвинуть это дело на телевидение. Тогда Блокада была на стадии бесчестной группировки. Но это был очень правильный ход с моей стороны. Ведь, когда ты проиграла, не без моей помощи, люди стали чувствовать вину, что очернили имя Блокады и моё в частности. Тогда мы стали популярнее, чем когда-либо. И в тот день, с нас сняли все подозрения в множестве обвинений.
Одри сжала руки в кулаки, будто это помогало ей сдерживать внутри гнев:
– Ты превосходно выпутался из такой безвыходной ситуации. Как жаль, что у меня нет столько власти. Может, тогда бы я смогла подавить твое враньё справедливостью.
Грант тяжело выдохнул, выворачивая руль налево.
Они проехали тёмной улицей, по боковым сторонам которой стояли каменные серые застройки. Одри быстро оглянулась, всматриваясь через окно.
– Где мы?
Грант промолчал, останавливая машину возле трехэтажного здания, из которого виднелся свет. Он вышел из машины, обходя капот, и открыл дверцу возле Одри.
Она мельком взглянула на Гранта и медленно вышла, всё ещё осматриваясь по сторонам, чтобы запомнить хоть какие-то детали на тот случай, если Грант решит её здесь оставить.
Он положил руку ей на плечо, приглашая войти внутрь. Одри без лишних слов открыла железную дверь, покрытую ржавчиной и местами отслаивающейся красной краской. Она переступила высокий порог и остановилась, ожидая Гранта, который не пошёл дальше.
– Грант? – беспокойно позвала его Одри, обхватив локти ладонями, словно ей было холодно.
– Я здесь, солнышко. Не бойся, – проговорил он, поспешно входя внутрь. – Закрывал машину.
Одри изобразила беспристрастность, будто она и не думала о страхе.
Когда он называл её солнышком, тело покрывалось мурашками. Это всё ещё приятно, но уже неловко. Ведь теперь стало известно, кто он такой. Теперь из его уст легче воспринимать грубость, колкость и язвительность, чем нежные ласковые слова.
– Я не боюсь, – резко бросила Одри, уверенно делая шаг вперед. – Куда идти?
Грант открыто усмехнулся, не скрывая, как его позабавила притворная храбрость.
– Вперёд, – ответил он, направляясь в ту сторону, откуда виднелся свет.
Одри посмотрела ему в спину и поплелась за ним. Но вскоре она старалась не отставать, чтобы не остаться одной в этом жутком, пропитанном сыростью месте.
Глаза прищурились от слепящего дневного света, как только показался зал с высокими белыми потолками. В отличие от устрашающего внешнего вида здания и жуткой прихожей, это помещение уже выглядело весьма презентабельно, с отличным интерьером.
