Я никогда не принадлежала тебе, чтобы ты мог потерять. Понимаю это и становится еще больнее.
Он тоже не принадлежал мне.
— Завтра день нашей свадьбы, — говорю сухо и отстраненно. — Я не хочу быть твоей женой. Это мой ответ. Мое желание, как угодно. — И снова повторяю как ножом по сердцу. — Отпусти меня.
После молчания длившегося кажется целую жизнь, Арман сухо произносит.
— Если это то, чего ты на самом деле хочешь…
Тишина невыносима, и я снова ее нарушаю.
— Я останусь, пока ты не поправишься и не встанешь на ноги. А потом попрощаюсь с Кристиной и объясню все твоему отцу. Надеюсь, он правильно поймет. Только прошу тебя не распускать руки не трогать меня как… как женщину. Давай проживем остатки этого времени как друзья и разойдемся мирно.
Оборачиваюсь и смотрю в черные глаза, которые больше не смотрят на меня. Они смотрят сквозь. Будто не видят. Не хотят видеть.
— Я позвоню твоему отцу и сообщу, что ты очнулся.
Беру телефон и выхожу из палаты, пока атмосфера в ней не раздавила меня, как гранится плита.
И только оказавшись в коридоре и отойдя от охраны на приличное расстояние позволяю себе дать волю эмоциям и обхватываю себя руками даже не потрудившись стереть с лица бегущие слезы.
70
Дом моего отца как всегда холодный и неприступный. Папа кажется в отъезде, поэтому забрать паспорт будет проще.
После выписки Армана из больницы прошло три дня, и он вполне оправился и я могу с чистой совестью с ним развестись.
Официальную свадьбу естественно отменили, не знаю на что Хасанов старший сослался, но ни осуждающих взглядов ни обсуждений в прессе я не встречала.
Машина притормаживает у крыльца и водитель распахивает передо мной дверь, помогая ступить на покрытую первым снегом дорожку.
Подумать только, я не была здесь сколько…больше месяца точно. Но ничего не изменилось. Все такие же голые ветки кустарников, пустые клумбы, безликие окна в которых сейчас отражается блеклое солнце. Лишь легкий налет первого снега попытался сгладить эту холодность и пустоту белой пеленой. Удалось с трудом.
Дверь мне открывает какая-то женщина в униформе. Видимо, папа набрал новый штат. Не знаю, узнает ли меня в лицо, либо просто пока не обучена, но вопросов не задает. Молча забирает протянутое мной пальто и не препятствуя пропускает в папин кабинет.
Запах пыли и старой бумаги вперемешку с воском ударяет в нос, и я стряхиваю этот приступ ностальгии как липкую паутину и прохожу к дубовому столу.
Дурнота накатывает так внезапно, что я останавливаюсь и делаю глубокий вдох, чтобы ее прогнать. Но удается с трудом. Рот уже наполнился желчью и кажется, все не так просто…
Медленно, чтобы не спровоцировать новый приступ иду к туалету и защелкнув замок сгибаюсь над унитазом.
Придя в себя через минуту встаю и подхожу к раковине, подставляя руки под прохладную струю. Стало легче, и я с минуту смотрю на себя в зеркало в тупом оцепенении.
Тест из сумочки достаю на автомате. На автомате же выполняю все по инструкции и, отложив полоску замираю в ожидании.
Внутри скребут кошки, страх заполнил почти каждый уголок души, ведь если Арман узнает, то долгожданная свобода, которую он мне обещал снова ускользнет.
Нельзя ему говорить.
Выждав несколько минут, опускаю взгляд на полочку раковины и перед глазами все начинает расплываться. Тянусь и беру в руку тест, вглядываясь в обозначения. Одна полоса ярко выражена, и мне бы радоваться, но рядом с этой очень бледно синеет еще одна черточка, которую можно рассмотреть только при хорошем освещении.
Может, тест бракованный?
Убираю его обратно в коробочку и в сумку, и выхожу из туалета, снова окунаясь в удушливую обстановку кабинета отца.
Верхний ящик заперт и я приподнимаю статуэтку черной пантеры, которую подарила отцу на его сороковой день рождения когда-то. Ключик лежит на месте и открыв замок достаю свой паспорт. Открываю, чтобы удостовериться что ничего не спутала и с раздражением понимаю, что фамилию я тоже сменила. Вот же ж!
Хасанова Ангелина Викторовна.
Еще одна проблема, теперь придется возвращать старую фамилию.
Запираю ящик и убираю ключ, но вздрагиваю, когда слышу громогласный голос отца.
— Что ты здесь делаешь? — он раздражен и уже привычно брезгливо кривится, и я поражаюсь, почему не замечала этого раньше. — Кто тебя впустил? Где твой муж? Куда пошла?
Дрожащей рукой убираю паспорт в сумку поверх теста и застегиваю замок не удосужившись ответить на его вопросы. Протискиваюсь мимо, но меня хватают под локоть и разворачивают.
— Я у тебя спрашиваю.
— Отпусти, — толкаю и от неожиданности папа отступает.
— Где Арман?
— Дома. Тебе-то что? — торопливо шагаю к двери, но холодный и вкрадчивый голос словно натягивает невидимый поводок и я застываю.
— Зачем тебе паспорт?
— Я развожусь, — берусь за ручку уже не в силах скрыть дрожь в голосе и пальцах. Жду взрыва, но отец снова удивляет, спрашивая все так же спокойно, но с нажимом.
— С какой это стати?
— Мы так решили. Тебя это решение не касается, я его супруга, значит нам самим решать как поступать. А теперь извини, мне пора, — толкаю ручку и вываливаюсь в коридор, непослушные ноги будто одеревенели, и я торопливо шагаю к выходу и выхватываю у горничной мое пальто, не дождавшись, когда она вынет плечики. — Спасибо.
— Ангелина! — летит в спину, и я отшвыриваю плечики на пол и толкаю руки в рукава под недоуменным взглядом прислуги. — Сейчас же объясни все, иначе я лишу тебя наследства!
Фраза как хлыст бьет наотмашь, и я застываю не успев застегнуть пуговички. А чего я ожидала? Что после всего что произошло, он погладит меня по головке.
Наверно, да. Он все-таки отец.
— Что, уже не спешишь? Так и знал, что деньги для тебя — всё.
Смотрю в лицо своему отцу и сглатываю ком обиды. Вот, какого он обо мне мнения. Ну что ж.
— Лишай. Твое право, — разворачиваюсь и выхожу на крыльцо, ощущая как прохладный ветер пробирается под полы пальто, но мне все равно. Не пытаюсь запахнуться, спускаюсь по лестнице, сжимая в руке ремешок сумочки как спасательный круг. — Поехали.
Шофер повинуясь приказу открывает для меня дверцу и прежде чем она захлопывается я слышу все тот же повелительный тон.
— Я отрекусь от тебя! Мне не нужна такая дочь! Даже муж тебя не выдержал дольше…
Вакуум салона и легкий тонер стекол спасают от суровой реальности, и я слышу как загудел мотор, и машина начала движение, оставляя позади дом моего детства и отца, стоящего на крыльце в одной рубашке и брюках.
